Галина Романова - Рыцарь чужой мечты

Пробубнив все это ему без особого выражения, отчего Сева так и не понял, оценил начальник или не оценил на самом деле его рвение, Гришин сказал:

– И контролируй потерпевшую в больнице. Очень до нее вопросов много имеется. Понял или нет? Чего ерзаешь, не пойму!

– Я все хотел доложить вам, Михаил Семенович, – замялся Сева, не зная, как подступиться к тому, чтобы «обрадовать» своего начальника и при этом постараться избежать нагоняя. – Тут такое дело…

– Какое?! Еще, что ли, один труп по этому делу? Снова отравленный? – прошипел Гришин, собирая губы трубочкой. – Кто?!

– Потерпевшая… Ну, Ирина… – начал Сева неуверенно.

– Умерла?! – ахнул Гришин и даже за сердце ухватился, мгновенно прокляв все на свете: и отравителей чертовых, и их мотивы, отдающие сумасшествием. – Не углядели?!

– Не умерла. – Сева виновато шмыгнул носом, боясь поднять глаза на начальника. – Она пропала.

– Она что?! Пропала?! Это…

Гришин ухватился за верхнюю пуговицу сорочки и с такой силой потянул узел галстука, что крепкие шелковые нитки, простроченные за границей, а не где-нибудь, не выдержав, затрещали.

– Как пропала?! Как пропала, Сева?! Когда?

– Судя по всему, ночью. Вечером, когда ее муж уходил домой, была на месте. Спала! Со слов врачей, она постоянно в последнее время спала.

– Как объясняют?

– Никак! Природу отравления не могут выявить. Пробуют противоядия, ничего не выходит. Анализы не улучшаются.

– А муж, стало быть, подле нее сидит? – задумался Гришин.

– Сидит, – кивнул Сева, вспомнив свой разговор с медперсоналом, которые без устали умилялись на супруга пострадавшей. – С ложечки кормит. Купает и на руках таскает.

– Он-то как реагирует на тяжелое состояние жены? Не пытался вызвать специалистов из столицы?

– Не знаю, – честно признался Сева. – На подобные темы разговора с ним не было.

– А на какие темы были? – тут же прицепился Гришин, которому многое не понравилось в рассказе подчиненного.

Как бы он ни сопротивлялся, как бы ни старался делать вид, что все происходящее – это плод разыгравшегося воображения его коллеги, Виктора Ивановича, не насторожить некоторые моменты его тоже не могли.

– Ну я спрашивал, о чем они говорят, когда его жена приходит ненадолго в себя. Что она говорит, что вспоминает…

– И что она говорит?

– Муж утверждает, что ничего. Что молчит, иногда плачет и смотрит на него с укором.

– Так прямо и сказал?! – не поверил Гришин. – Про себя?

– Нет, это не он так сказал. Это санитарка одна сказала, она палату убирала несколько раз, когда пострадавшая просыпалась. Вот ей и привиделось, что будто бы женщина смотрит на мужа с укором. Жалостливо так, говорит, будто помощи просит. Или упрекает в чем-то.

Сева замолчал. Он и правда не знал, что нужно говорить дальше, чтобы не разгневать в очередной раз начальство. Оно ведь капризным могло быть. Чуть что не по его – сразу нагоняи и выговоры. А как поступить в данной ситуации по его, начальствующему, вкусу, Сева не знал.

То Гришин велит забросить эту версию, то призывает потихоньку пускать ее в разработку. Потом может снова затаиться, а что последует дальше – одному богу известно.

– Стало быть, пострадавшая, невзирая на все усилия медперсонала и заботливую опеку супруга, продолжает потихоньку гаснуть, – тихо, не для Севы, а для себя скорее принялся проговаривать собственные соображения вслух Гришин, бездумно катая карандаш по столу. – В те редкие минуты, когда она просыпается, то смотрит на своего мужа с упреком. Почему?.. А сегодня утром ее вдруг не оказалось в палате! Куда она могла подеваться? Сама убежать не могла. Кто тогда помог ей сбежать?.. Сева, голубчик, а муж-то как? Как реагирует на пропажу жены?

– Он в бешенстве, Михаил Семенович. – Сева поежился, вспомнив телефонный разговор, который у него состоялся поутру. – Он уже обзвонил всех, кого можно. И милицию, и прокуратуру, и в ФСБ даже звонил, представляете!

– Чего хочет? – Гришин хитро прищурился.

– Чтобы жену его разыскали.

– А это не он ее того, умыкнул из больницы?

– Нет. Не он. В ночь работал, я проверил, начальник и вахтер подтвердили.

Сева, в самом деле психанув на ошалевшего от бешенства Стаса, позвонил тому на работу, попросив соединить его сначала с начальником, а потом с дежурным. Очень хотелось ему, чтобы у этого разгневанного супруга не оказалось на минувшую ночь алиби. Очень хотелось Севе припереть того к стенке. И тон себе такой же позволить Севе хотелось. Такой тон, которым говорил с ним взбешенный супруг.

Алиби было стопроцентным. Стас работал всю ночь. Это могли подтвердить многие, включая клиента, которому приспичило заполучить свою машину к утру.

– Мужа не было в ту ночь в больнице, но вечером видели там постороннего мужчину. Он вроде заглядывал в палаты – то ли Ирину искал, то ли еще кого. А потом к черному входу отделения подъезжала машина. Мужики курили на улице, видели и мужика того, что в палаты заглядывал, все возле машины крутился. И машину эту хорошо рассмотрели.

– Номера не запомнили случайно?

– Запомнили.

– Пробил?

– Нет еще, – покаялся Сева, виновато опустив голову.

Он же не знал, что Гришин поприветствует его инициативу, вот и не стал пробивать номера. Что за мужик, откуда мужик, мало ли к кому он мог приходить и кого забирать с черного входа.

– Та-аак! Почему, мать твою, не пробил номеров?! Кто из персонала дежурил ночью? Опросил? Кто-то да видел, понимаешь! Не могла она исчезнуть без следа из больницы. Это тебе не джунгли! Это российская глубинка, где каждый на виду. Бабу тащат на руках по коридору посреди ночи, грузят ее в машину, а никому и дела нет? Не поверю! Кто-то да видел, если вообще не помог. С каждым лично побеседуй! Возьми на контроль, и теперь же, Сева! Прямо сейчас! Не стой тут столбом, черт побери!!!

– Светлана Ивановна, вы поймите меня! Я ведь не просто так задаю вам вопросы, я хочу вам помочь!

Виктор Иванович с жалостью смотрел на осунувшееся, несчастное лицо докторши. За те несколько дней, что она провела под арестом, вся ее привлекательность как будто посерела. Глаза потухли под набрякшими от слез веками. Волосы не чесаны, разделены пальцами на прядки и заправлены за уши. Голос поблек до неузнаваемости. На него почти не смотрит и без конца принимается плакать.

– Понимаете, что своим молчанием вы все только портите.

– Что-то испортить уже просто невозможно. Все и так… – обронила Светлана глухо, старательно расправляя на коленках смятый край юбки.

Ей было неловко перед Виктором Ивановичем за свой внешний вид, но у нее имелся извиняющий ее фактор – она его не ждала. Она вообще никого и ничего уже не ждала. Разве что очередных неприятностей, которые сыпались и сыпались на нее как из рога изобилия. Разве могла она думать, вызывая к себе Ирину, что все так страшно закончится?! Она же…