Анна Малышева - Пианино из Иерусалима

– Я не собираюсь от вас отделываться. – Александра положила часы в карман. – Напротив, надеюсь, вы будете держать меня в курсе всех новостей. Просто мне нужно навестить одного клиента. Завтра важный аукцион, а я забросила все дела. Вы в метро?

– Наверное, – вздохнула девушка. – Летом я бы до консульства за полчаса пешком добралась, но по этим лужам… Лучше в метро.

Они медленно пошли к зданию станции. Маша шагала нахохлившись, втянув голову в поднятый воротник куртки. Не доходя до входа в метро, девушка вдруг остановилась и огляделась:

– Да, Генрих дал мне свою кредитку и просил снять все деньги. Еще одно приятное поручение. Он даже не в курсе, что существуют суточные лимиты. Подождете меня минутку? Банкомат на углу.

Александра согласилась подождать. Она воспользовалась паузой, чтобы позвонить Гурину. Тот очень обрадовался, услышав ее голос:

– Вспомнила-таки? Я сижу весь в коробках. Эти молодцы из «Империи» обещали приехать ровно в шесть.

– К шести я у тебя точно буду, – заверила его художница. – Все упаковали?

– Да, остался гол как сокол. Сижу, смотрю на стены, выпиваю в одиночестве.

– Ты не слишком активно там выпивай, – встревожилась Александра. – После торгов выпьешь, когда будет повод.

– Если только он будет, – мрачно ответил коллекционер. – Все меньше верится в успех. Когда все это исчезло в коробках, то вдруг показалось таким жалким, никому не нужным…

– По-моему, ты уже выпил достаточно. – Александра отыскала взглядом спину Маши – девушка возилась с банкоматом, установленным на входе в банк, в застекленном тамбуре. – Остановись, пожалуйста. Ты ведь решил идти на торги? Сам подумай, в каком ты будешь состоянии.

– В ужасном, – признал Денис. – Приезжай поскорее, у меня депрессия. Такое впечатление, что ты больше не интересуешься моим аукционом. Разубеди меня в этом!

Общаясь с коллекционерами многие годы, Александра успела уяснить, что большинство из них бессознательно делали, а иногда и сознательно требовали, чтобы с ними нянчились. Всем в той или иной степени была присуща некоторая инфантильность. Даже самые умные из них, образованные, хитрые, успешные в коммерческом плане, страдали одним и тем же пороком – себя они неизменно считали центром вселенной, а окружающих – неучами, дилетантами и попросту дураками. Собирательство – по сути своей занятие созидательное – оказывало разрушительное действие на личности самые незаурядные.

– Я буду у тебя примерно через… – Александра вновь достала из кармана часы. – Через сорок минут. Но если обнаружу, что ты совсем пьяный, сразу уйду. Ты знаешь, что я этого не выношу.

– Пойду суну голову под холодный душ, – приободрившись, заявил Денис. – Сам не понимаю, зачем я вдруг завелся. Я же не пью практически.

Повторив свое обещание скоро приехать, Александра сунула замолчавший телефон в сумку. Она видела, как Маша вышла из банка, перебежала пешеходный переход и быстро пошла к ней по раскисшей земле бульвара. От художницы не укрылось, что девушка очень взбудоражена.

– Карта заблокирована, – бросила она, запыхавшись, подойдя к Александре вплотную. – Неизвестно, когда и кем. Ведь Генрих ею не пользовался. Со мной в банке даже не стали объясняться. У меня нет доверенности от Иланы. Это ведь ее карта на самом деле. Мне даже не сказали, кто заблокировал карту – она или банк!

– А почему у Генриха нет своей карты? Почему у него карта на имя жены?

Маша с досадой отмахнулась:

– Откуда у него возьмется собственная карта? Он что, ходит в банк или звонит туда? Илана занимается всем, абсолютно всем, а Генрих просто сидит и смотрит в окно! Он потерял представление о реальности. Сейчас, когда она уехала, он стал хуже младенца. Я предложила ему нанять помощницу для того, чтобы подменять меня. Генрих запретил – сказал, что Илана рассердится. А сейчас ему приспичило уехать – и все, что у него есть, это просроченный паспорт и ваши пятьсот евро… – Маша помотала головой, словно отвергая чьи-то возражения, хотя ее собеседница молчала. – Да еще аренда кончается!

– Аренда? – переспросила Александра. – Так это не их дом?

– Какое там! Они его снимают уже много лет. Договор истекает первого января. Илана должна была подписать новый, она сама говорила об этом недавно. Когда я искала вчера паспорт Генриха, то нашла и договор аренды особняка. Старый договор.

– Может быть, новый договор лежит в другом месте?

– Если он вообще существует, – бросила девушка. – Я уже ни в чем не уверена.

Маша зашагала к метро, Александра поспешила за ней. На платформе они расстались – им нужно было ехать в разные стороны. Уже слышался далекий гул подходящего поезда, теплая волна пахнущего паленой резиной воздуха дохнула из тоннеля. Маша уже попрощалась и вдруг, резко развернувшись, нагнала Александру:

– Вы говорили о какой-то Анне, помните? Что-то жуткое, про труп в канаве.

– Да, верно, – кивнула художница. – Но вы лучше в это не вникайте.

В тоннеле показались огни – на станцию прибывал поезд. Александра, махнув на прощание, обернулась к замедлявшему ход составу. В этот миг она услышала брошенную ей в спину фразу:

– Летом они один раз поссорились, когда были одни, наверху. Илана страшно кричала на него, а он на нее. Не по-русски и не по-английски. Я ничего не разобрала, только имя «Анна». Они назвали его несколько раз.

Двери вагонов раскрылись. Александра, замешкавшись, ожидала продолжения, но девушка, не произнеся больше ни слова, бросилась через платформу к своему поезду, который прибывал на второй путь. Художница едва успела войти в вагон. Поезд с тихим натужным воем устремился в темноту. Стоя у дверей, Александра смотрела на свое отражение в стекле, за которым неслось переплетение кабелей высокого напряжения на стене тоннеля. Хаос этих трубок, в которых заключался смертоносный ток, напоминал ей собственные мысли.

Аукцион начинался в воскресенье, в полдень, в зале, который «Империя» часто арендовала для торгов. Площадка находилась в самом центре города, в большом отеле, из панорамных окон которого была видна Москва-река и багрово-сизые стены Кремля.

Александра прибыла на место еще в девять утра. Весь вчерашний вечер она потратила на то, чтобы успокоить Дениса, который паниковал все сильнее, и проследить за перевозкой лотов на место торгов. Комнату, где хранились лоты, опечатали и поставили на сигнализацию в ее присутствии. Только это и осталось в памяти – остальное исчезло. Домой она вернулась поздно, измотанная настолько, что даже тревожные мысли не помешали ей быстро уснуть. И сейчас она заставляла себя не думать ни о чем, кроме аукциона.

Тем более было о чем беспокоиться. Далеко не все коллекционеры, которым были разосланы приглашения и каталоги, подтвердили свое присутствие на аукционе. Возможно, виной тому была задержка с каталогом, или же причиной явилась слишком узкая тематика коллекции. Александра нервничала и всеми силами пыталась это скрыть. Ей не удалось уговорить Дениса остаться дома. Он явился в отель около десяти утра, опухший, подавленный, молчаливый. Уселся в дальнем углу и замер, словно уснул с открытыми глазами. Александра подходила к нему несколько раз, уверяла, что все идет отлично, но Денис отвечал отрывисто, почти грубо. Художница понимала, что ее слова его ни в чем не убеждают.