Алексей Петров - Черный Гиппократ

В конце помещения, на последнем столе, все еще лежала Вика. Она уже была не столь розовой — тлен коснулся ее тела. Обмякла остренькая девичья грудь, запал живот; щеки как бы слегка обвисли, и оттого заострились скулы…

Нестеров изменился в лице: на соседнем с Викой столе… лежал мертвый Артур. Лицо спокойное. В волосах запекшаяся кровь. А шея как будто укорочена, сдавлена…

Глядя в лицо Артура, Нестеров покачал головой:

— Ты все-таки добился своего, парень!.. И теперь лежишь рядом с Викой…

«Еще месяц назад, всего неделя назад — кто мог подумать, что так все обернется? Кошмар…»

Владимир положил руку на грудь Артуру. Владимиру показалось, что он еще ощущает тепло. Наверное, тело Артура привезли совсем недавно — вечером.

А в области сердца уже был разрез…

Нестеров склонился над телом, осмотрел рану. Она была сделана профессионально — одним движением секционного ножа.

И у Вики такой же разрез.

Нестеров подошел к столику, накрытому салфеткой, и убрал салфетку. Перед ним был набор инструментов: скальпели, ножи, пинцеты, пилы, долота, деревянный молоток, новенькие хирургические перчатки…

Владимир взял перчатки, надел их, подошел к телу Вики.

— Я тебя потревожу. Извини, девочка!..

Он вошел рукой в рану меж ребер Вики и не нашел сердца. Его попросту не было в груди Вики.

Затем Владимир исследовал рану на груди Артура. И тоже не нашел сердца. Внутри Артура еще сохранилось тепло.

Нестеров посмотрел на свою руку. С перчатки стекали сгустки крови.

— Кто-то в этом доме похищает сердца, — он бросил взгляд в глубь помещения, будто этот кто-то находился сейчас здесь и мог ответить, для чего похищает сердца влюбленных…

Нестеров быстро нашел нужную холодильную камеру. Тело Марины Сеньковой было еще здесь. Делом нескольких секунд было вытащить каталку под лампу. Не перекладывая труп на стол, Нестеров занялся вскрытием. Это даже не было собственно вскрытие. Нестеров не делал дополнительных разрезов — ему достаточно было послеоперационных ран. Он срезал ножницами швы и, растянув края очередной раны, вводил руку глубоко в брюшную полость. Он провозился над трупом минут пятнадцать, но не нашел почек. Потом исследовал диафрагму со стороны живота. Диафрагма оказалась разрезанной. Рука Нестерова провалилась в пустое средостение; под рукой его хлюпала холодная набежавшая в средостение кровь…

Владимир взял со столика шовный материал, хирургическую иглу и наложил швы по старым отверстиям. Скомканным бинтом вытер с тела выплеснувшуюся кровь, бросил бинт в тазик под столом. Осмотрел работу. Все выглядело, как прежде, — комар носа не поточит.

Загнав каталку с телом обратно в камеру, он выключил в помещении свет и вышел коридор. Через минуту он был на кафедре. Еще минут пять стоял под дверью, прислушиваясь, нет ли какого шума снаружи, — но, похоже, в эту ночь все должно было пройти без неожиданностей. Все неожиданности крепко спали.

Поднимаясь по лестнице, Нестеров думал о том, что своими ночными посещениями морга он льет воду на мельницу болтунов. Не завтра, так послезавтра болтуны не иначе пустят слух, что в шестьдесят шестой больнице, в морге по ночам зажигается свет… Для чего? Кто зажигает? Что делает?.. На эти вопросы фантазия обывателей может дать исчерпывающие ответы. И пойдет по городу слух: невероятные вещи творятся в этой больнице — мертвецы встают со своих мест и разыгрывают по ночам спектакли…

На утреннем обходе Иванов посмотрел на Нестерова с иронией:

— Наслышан, наслышан, Владимир Михайлович, о ваших подвигах. Можно даже сказать, не ожидал, — не заглянув в историю болезни, он отдал ее Маргарите. Такой дисциплинированный человек. Впечатление оставляете самое благоприятное… И вдруг странное приключение…

Нестеров скромно улыбнулся, поняв, что Иванов намерен спустить инцидент на тормозах. Покосился на Блоха.

«Настучал-таки!..»

Блох со скучающим видом смотрел в окно.

Фаина вставила свои пять копеек:

— Нехорошо, Владимир Михайлович. Нарушение режима!..

Она было необычайно свежа с утра. И нарядна. Вероятнее всего, она досадовала сейчас, что медикам приходится надевать на рабочем месте белые халаты. А из-за них нарядов не видно. Не исключено, что именно поэтому Фаина избрала сегодня облегченный вариант халата: подол — не ниже середины бедра, рукавчики — короткие, глубокий вырез на груди да еще верхняя пуговка расстегнута… а посему и юбка видна и нетрудно разглядеть дорогую кофточку. На ней был даже не халат, а халатик. Для хирургического отделения — явное нарушение режима. Однако Иванов, по-видимому, смотрел сквозь пальцы на это ее нарушение: «Ну что с ней поделаешь! Красивая женщина! С этим, как со стихийным бедствием, приходится мириться».

«Ага! Значит, вот кто меня заложил!»

Нестеров пожал плечами:

— Лишь немного коньяка. Говорят, при почках это полезно. В качестве мочегонного…

Иванов скептически улыбался:

— Если самую малость… А вообще постарайтесь впредь воздерживаться от возлияний…

Нестеров был само послушание:

«Он не помнит меня… Когда бы помнил, — не улыбался бы так. Боялся бы… И Блох боялся бы, если б знал, что перед ними врач, — не глядел бы от скуки за окно, не позевывал… — Владимир перевел взгляд на Блоха. — А если узнали? Да вида не показывают? В кошки-мышки решили поиграть?.. Вряд ли! Чтоб такая выдержка?! Они бы постарались отделаться от меня давно… Значит, есть у меня преимущество, и я использую его…»

Иванов продолжал с улыбочкой:

— Бахус в вашем положении, Нестеров, — не лучшая компания, — он повернулся к Маргарите. — На повторную ренографию запишите его, Рита. На сегодня… Посмотрим результаты и будем с Нестеровым решать…

Через час Владимир был в уже знакомом кабинете ренографии.

Врач-радиолог припомнил Владимира:

— Кажется, вы у меня были.

Нестеров поймал его взгляд:

— Да, доктор, вы еще сказали, что у меня с почками все в порядке, а оказалось — не совсем.

Радиолог несколько смутился, засуетился, спрятал глаза:

— Ну, дорогой друг… Не всегда и не все следует рассказывать больным. Иногда и поберечь психику приходится… А у вас к тому же случай непростой — вот, повторно прислали… Как самочувствие?

— Уже лучше, — Нестеров, как ни пытался, не мог уже поймать его глаза.

— Располагайтесь, — указал радиолог на стол…

Когда уже исследование подходило к концу, в кабинете зазвонил телефон. Врач не спешил поднять трубку; сначала закончил с Нестеровым. Отключил аппаратуру.

— Одевайтесь.

И только затем подошел к телефону. Нестеров слышал его ответы, пока одевался:

— Да. Это я, Сан Саныч… У меня… Все в порядке… В смысле — нужно оперировать… Как вам будет угодно… Да… Спасибо, конечно…