Джон Макдональд - Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Она принесла стакан и протянула его мне.

— Ты, кажется, немножко поправилась, дорогая? — спросил я.

Она лучезарно улыбнулась.

— Сегодня днем — сорок восемь.

— Это твоя норма?

— О, одна восемнадцатая. — Она похлопала себя по бедрам. — После одной двадцатой все идет сюда.

— Итак, если игра в прятки окончена, что ты собираешься делать?

Это был глупый вопрос, озадачивающий и прозаический. Но слово не воробей. Она вспомнила о долге. Она могла день за днем находить работу рукам, не поднимая головы. А я грубо разрушил такую хрупкую еще гармонию, воцарившуюся было в ее душе. Темные раскосые глаза Лоис сразу стали похожими на глазенки загнанного зверька, она прикусила губу и сжала кулачки.

— Не сейчас, — попытался я исправить положение, — когда-нибудь.

— Я не знаю. Как тебе Нью-Йорк, Трэв?

— Там было жарко, Лоис.

— А Техас, Трэв?

— Я бы не сказал, что весело, даже не соображу, как это назвать.

Она отмерила мне пол-улыбки.

— Мы идем куда-нибудь сегодня вечером?

— Нет, я сама приготовлю ужин, честное слово.

Я поглядел на часы:

— Мне нужно съездить в больницу. Засеки время, я вернусь минут через сорок. К этому времени ты должна принять душ и переодеться.

— Да, сэр. Ой, я должна тебе шесть долларов тридцать центов за телефонный разговор.

— Эти брюки очень сексуальны, миссис Аткинсон.

— Я звонила брату. И поболтала с Люсиль. Я ничего-ничего ей не сказала. Только сообщила, что болела, а сейчас чувствую себя лучше.

— Вы краснеете, миссис Аткинсон.

— Тогда не говори про эти штаны. Я купила их сегодня и подозреваю, что зря.

Кэтти лежала в шестиместной палате. Я пододвинул стул к кровати, поцеловал свою клиентку в лоб и сел рядом с ней. Надеюсь, она не заметила испуга на моем лице. Болезненно задумчивая симпатичная неуверенная мордашка исчезла. Передо мной был грозовой закат, спелый помидор, странно раздувшийся гриб. И единственная узенькая щелочка глаза. Левая рука — в бинтах.

— Привет, — проговорила она мертвым голосом, с трудом шевеля распухшими губами.

Я встал, задвинул занавески и снова сел, взяв ее за здоровую руку. Она так и осталась в моей — вялая, сухая и горячая.

— Джуниор Аллен? — тихо спросил я.

— Не стоит переживать за меня, мистер Макги.

— А я-то думал, что мы давно Кэтти и Трэв. Почему он это сделал?

Невозможно уловить выражение того куска мяса, в которое превратилось ее лицо. Она наблюдала за мной из-под странной маски унижения и боли.

— Это не имеет к вам никакого отношения.

— Я хочу знать об этом. Ты мой друг.

Щелочка глаза надолго закрылась, и я подумал, что Кэтти уснула. Но вот она снова взглянула на меня:

— Он заглянул в «Багама рум». Тут-то все и завертелось. Он меня увидел. Может быть, случайно, а может быть, уже слышал, что я там выступаю. Ну вот. Я побежала одеваться и заторопилась за ним, когда увидела, что он уходит. Выскочила на улицу, заметила, что он пересекает стоянку, догнала и крикнула, что хочу с ним поговорить. Он заявил, что говорить нам не о чем. Почему? Мы можем обсудить финансовые вопросы, — прошептала я. Он заколебался, а потом зашагал к берегу. Я сказала, что если он даст мне немного денег, хотя бы тысячу долларов, я не стану больше создавать ему проблем. Он поинтересовался, что я имею в виду под проблемами. Тогда я напомнила, что он присвоил чужую вещь, ведь так? Он рассмеялся коротко и грубо и пояснил, что я плохо себе представляю, что значит иметь проблемы. И тут он прыгнул ко мне, схватил меня одной рукой за горло, а другой сильно ударил меня по лицу и раза два в живот. Я потеряла сознание, пока он молотил меня, а очнулась уже в больнице. Сейчас… Сейчас даже не очень больно.

— Кэтти, почему ты не обратилась в полицию?

— Я уже почти собралась это сделать.

— И?..

— Не потому, что я его боюсь. Но ведь тогда всплывет вся эта история. И я уж точно не верну себе ни гроша. И… это может смешать твои карты, Трэв. Тебя же тоже потащат в полицию?

Ну что тут скажешь? Я поднес ее руку к губам и поцеловал разбитые пальцы.

— Ты молодец, Кэтти.

— Я почти умираю.

— Зато у меня неплохие новости. Никому не удастся выяснить, откуда взялись спрятанные твоим отцом сокровища и вернуть их прежнему владельцу.

— А что это было?

— Узнаешь все, когда отсюда выйдешь.

— Они не говорят, скоро ли меня отпустят. Но я все-таки встану на ноги! Даже в нищете, даже сбитая с ног, даже по шею в дерьме, я всегда держалась, как подобает настоящей леди! Так что, возможно, проваляюсь здесь не очень долго.

Когда я прощался с ней, она шепнула:

— Молодец, что навестил меня. Спасибо.

В тот вечер я долго разговаривал с Лоис, вкратце описав ей свои приключения. Затем отправился к себе. Засыпая, слышал, как она возится в душе.

Она плавно вошла в мой сон и оказалась в моей кровати, разбудив меня поцелуем. Как ни странно, я совсем не удивился, поскольку подсознательно ждал этого. Женщины — поразительные создания, такие утонченные, деликатные и чистые. На ней было нечто воздушное, державшееся на завязочках вокруг шеи, и оно с готовностью распахнулось, открыв моему затуманенному взору ее теплое и невероятно нежное тело. Она прерывисто дышала, одаривая меня сотней быстрых легких поцелуев. Ее ласки были мимолетными и трепетными, а тело пылало жаром и плавно скользило, словно изменяясь в этом захватывающе великолепном показе. Губы шептали «милый», а волосы были шелковисты и благоуханны. В темноте она походила на расположенную к вам кошку, упорно теребящую вас лапкой, мурлыкающую, трущуюся головой о вашу руку, настойчиво требующую внимания и ласки. Я хотел овладеть ею, лежа на спине, и осторожно готовил ее к этому, ожидая ответной реакции. Я ласкал ее тело, имитируя любовный танец, полный вопросов и ответов, требований и желаний, доводя его до кульминации, которую за неимением лучшего обозначения можно назвать пиком страсти.

Но вдруг что-то изменилось. Будто невидимая стена выросла между нами. Лоис пыталась разжечь в себе угасающее желание, но его вспышки стали все слабее и реже, и ее тело перестало чутко отзываться на мои прикосновения.

Наконец она шумно вздохнула и отстранилась, повернувшись ко мне спиной и сжавшись в комочек. Я дотронулся до нее. Она вся была словно натянутая струна.

— Лоис, милая.

— Не трогай меня!

— Милая, ты только…

— Гадкий, гадкий, гадкий! — сказала она дрожащим плачущим голосом, сильно растягивая гласные звуки.

Я попытался заставить ее выговориться. Она была в таком напряженном состоянии, которое обычно предшествует истерике.

— Гадкий и отвратительный, — простонала она. — Ты не знаешь всех этих мерзких штучек, и мне никогда больше не будет хорошо. А ведь я решила — будь что будет. Отважилась! И перестала сопротивляться.