Павел Астахов - Мини-модель [litres]

– Сын, тебе сейчас достанется! – прикрикнула Натка, имея в виду вовсе не роль. – Не стучи по стеклу, черепахам это не нравится!

– Откуда ты знаешь, они же молчат, не жалуются? – заспорил сын.

– Они всегда молчат!

– Да ладно? А Тортилла песню пела! «Затянуло бурой ти-иной гладь старинного пруда-а»… И черепаха со львенком тоже пели! «Я на солнышке лежу-у, я на солнышко гляжу-у»… Я уже не говорю про Рафаэля, Леонардо, Микеланджело и Донателло, у них вообще своя музыкальная группа!

– Это же все ненастоящие черепашки, киношные и мультяшные! – торопливо напомнила Натка, спеша помешать фанату черепашек издать оглушительный клич «Кавабанга!» и еще что-нибудь спеть.

– Кино, по-твоему, не жизнь?! – Сенька, как бы сраженный в самое сердце, притиснул руку к груди и вытаращил глаза.

– Да, вам точно стоит податься в актеры, – засмеялась Маруся.

– Нам точно стоит податься на выход, – пробормотала Натка.

По лицам и мордам присутствующих в магазине было видно, что задерживать Сеньку они не станут.

Да и кто посмел бы задержать в поступательном движении к вершинам творчества будущего оскароносца…

Домашняя подготовка к фотосессии продлилась три вечера. Она бы и на четыре затянулась, и на пять, но больше времени не было: дату съемки назначили заранее.

В первый же вечер Натка устала так, словно не фотографом работала, а бурлаком. Сенька как модель оказался прекрасен и ужасен одновременно: послушен, старателен, креативен и совершенно неутомим.

– Давай еще! – требовал он после каждого щелчка камеры. – И еще! И вот так давай, и этак!

Натка сделала примерно миллион фотографий, каждая из которых была по-своему хороша. Превосходные снимки забивали память смартфона, как осенние листья – водосток. Натку чем дальше, тем больше терзали отнюдь не смутные сомнения – а получится ли разгрести эту плотную пеструю кучу?

Маруся как знающий человек велела потренировать спокойную полуулыбку.

Казалось бы, простая задача – ан нет!

Одного только спокойствия Сенька выдал великое множество вариантов: благостное буддистское, невозмутимое нордическое, чинное – а-ля малютка из стихотворения Некрасова, еще какое-то…

Он был спокоен, как удав, как слон, как море в полный штиль и как послушная барышня, которой сказали: «Спокойно, Маша, я Дубровский!»

Он показал даже, как спокоен усопший в гробу, но это Натка наотрез отказалась фотографировать.

Пожалуй, лучше всего юному таланту удалось «спокойствие, только спокойствие» шалунишки Карлсона. На этом варианте и решено было остановиться к исходу первого тренировочного вечера.

На следующий день отрабатывали полуулыбку, и это тоже оказалось проблемой.

Сенька первым делом предложил растянуть рот максимально широко, измерить губы от края до края линейкой, полученные данные в сантиметрах разделить надвое и результат нехитрых вычислений считать искомой полуулыбкой, но этот математический подход себя не оправдал.

На полуулыбку, построенную по формуле, было страшно смотреть. С такой «спокойной полуулыбкой» можно было претендовать только на роль в фильме ужасов.

– Вот, смотри! – Натка нашла в сети Мону Лизу и показала Сеньке. – Вот это – полуулыбка!

– Это четвертьулыбка, – заспорил юный гений. – Тут просто губы крючочками загнуты!

– И ты так загни!

– Так? – Сенька послушно загнул. – Или так?

Натка слабо застонала, понимая, что еще чуть-чуть – и она сама загнется. Вся. Как крендель. Или как кочерга. Как бараний рог. Как салазки. Как малый бизнес без субсидий… Вариантов, если вдуматься, не меньше, чем спокойствия.

– Ну, вот что, друг мой ситный. – Она подвела сына к компьютеру и усадила перед монитором. – Давай-ка ты сначала изучишь теорию, а потом мы перейдем к практике. Введи в строку поиска запрос «спокойная полуулыбка», смотри картинки и учись, как надо. А я пойду полежу полчасика в темной комнате, одна, в тишине и спокойствии…

– С полуулыбкой, – хихикнул Сенька и тут же сделал вид, что ничего не говорил.

Полчасика немного затянулись: Натка не заметила, как задремала.

Проснулась она, разбуженная бубнящим голосом за стеной. Тихо встала, зашла в соседнюю комнату и залюбовалась, заслушалась…

Настольная лампа, вывернув длинную шею, светила на середину комнаты. Там стоял Сенька – взъерошенный, босой, в белой футболке и трикотажных штанах, надетых для пущего удобства тренировочного процесса.

В одной руке у Сеньки был листок с распечатанным текстом, другой он жестикулировал.

С монитора компьютера с идеальной спокойной полуулыбкой взирала на происходящее таинственная красавица Александра Петровна Струйская – портрет кисти Рокотова, с умилением вспомнила Натка, одно из сокровищ Третьяковской галереи.

Сенька с чувством читал стихотворение Заболоцкого. «Ее глаза – как два тумана, Полуулыбка, полуплач» – вещал восторженно, «Полувосторг, полуиспуг, Безумной нежности припадок, Предвосхищенье смертных мук» – опасливо.

Нашел в интернете, скачал, распечатал и теперь учит наизусть, поняла Натка и едва не прослезилась.

Он гений. Ее мальчик гений!

Если не гений, то талант, а если даже не талант, то чуткая, тонкая душа, притом обладающая редкой силой идти прямо к цели…

Натка тихонько отступила, ушла на кухню и включила чайник.

Талант наверняка захочет подкрепиться.

Чайник засвистел, и талант явился – без бумажки со стихотворением, но с просветленным лицом. Натка налила ему чаю и дала пирожок.

– Я изучил полуулыбки, – сообщил Сенька, впиваясь зубами в свежую сдобу. – Джоконда, Нефертити, Струйская, Лопухина с портрета Боровикова…

– Боровиковского, – поправила Натка, наслаждаясь моментом.

Какой хороший, культурный мальчик!

– Ну, пусть Боровиковского, – согласился Сенька, хлюпнул чаем и зачавкал пирожком.

Натка слегка поморщилась.

– И еще герцогиня де Ботфорт, – продолжил хороший культурный мальчик, с усилием проглотив пирожковую жвачку. – Такая, знаешь, с синими волосами, как у Мальвины…

– Де Бофорт, – снова поправила Натка, все еще наслаждаясь. – Портрет работы Гейнсборо, его еще называют «Дама в голубом».

– Ага! – Сенька энергично кивнул, едва не нырнув в свою чашку, и запихнул в рот остатки пирожка.

Продолжения культурной беседы пришлось подождать.

– Короче, я понял, в чем смысл, – сообщил Сенька, справившись с пирожком.

– Жизни? – Натка даже не удивилась. От своего гениального мальчика она ожидала и не такого.

– При чем тут жизнь? Они все уже умерли, это старые портреты. Нефертити вообще в Древнем Египте жила… Я понял, почему у меня не получалась полуулыбка! Это неправильно называется, на самом деле улыбаться вообще не надо. Надо так смотреть, как будто тебе на самом деле немного грустно, но ты не хочешь этого показать. Будто скрываешь печаль, а не радость!