Елена Дорош - Брошь с черным опалом

Хотелось сыру и кофе. Марк натянул толстый свитер и как есть, в трусах и тапках спустился на кухню. Предвкушая дивный ранний завтрак, нашел в холодильнике твердый сыр, откромсал от него порядочный кусок, положил на ломоть подсохшего бородинского хлеба и приготовился налить огроменную кружку растворимого кофе. Еще и сливок добавить побольше.

Сглотнув голодную слюну, Марк обернулся в поисках любимой, не факт, что вымытой с прошлого раза, кружки. В дверях торчала давешняя странноватая тетка и смотрела на него, натянув на рот воротник свитера.

После Агата рассказывала ему, какое неизгладимое впечатление произвел на нее его вид. Бабушка Фая называла семейные трусы «распашонками» за их необычайную ширину и просторность. Агата даже не предполагала, что такой мужчина, как Марк, носит деревенские труселя, да еще расхаживает в них по местам общего пользования. Она боялась заржать в голос, поэтому торопливо спрятала готовый засмеяться рот в воротник. Эпизодец был комический, но именно в этот момент ее страх перед Марком исчез. Глядя на растерянного начальника, Агата вдруг почувствовала спокойствие и даже непонятное умиротворение.

– Можно я ведро заберу?

Марк кивнул. Тетка сгребла тряпки, ведро, перчатки, бутылки со всякими моющими средствами и не торопясь удалилась. Ну, и как он мог забыть, что в доме посторонний человек? Стареет, что ли?

Поел Марк только после того, как надел джинсы, носки и причесался. И тут спохватился, что не поинтересовался, ела ли уборщица. Обнаружив ее в туалете оттирающей унитаз, он голосом наследного лорда предложил не стесняться и брать все, что найдет в холодильнике. Уборщица посмотрела на него, как ему показалось, надменно и ответила, что с его стороны это очень любезно.

Весь день тетка его раздражала. Она шуровала по всему дому, чистила, мыла, скребла и все это делала слишком громко. Причем больше всего бесило то, что делала она все руками, ползая на коленках. Проходя мимо, Марк небрежно заметил, что в доме полно всяких приспособлений для облегчения труда уборщиц. Странная женщина снова, как утром, посмотрела на него надменно и спокойно ответила, что непременно воспользуется «приспособлениями» в следующий раз, а сейчас придется мыть по старинке, на карачках, потому что дом очень запущен, грязи много и если не выгрести из всех углов, то результат уборки будет сомнительным.

Полдня Марк работал, но выходило плохо. Мешали мысли о жене, ее непонятной замкнутости, даже отчуждении. Смерть отца заставила Ниночку измениться или что-то другое? Почему-то казалось, что дело не в уходе Генриха. Руфа рассказывала, что даже в подростковом возрасте Нина достойно пережила гибель матери, быстро оправилась, а ведь Мария была ей гораздо ближе отца. После похорон Генриха Нина первое время вела себя достаточно ровно. Съездила в Иерусалим, выполнила просьбу отца. И после поездки вдруг стала какой-то непривычно нервной. В чем дело? Их брак стабилен, кажется, они вполне довольны друг другом. Или не вполне? Он-то где мог накосячить? За три года после свадьбы они почти не ссорились. Мир, дружба, спокойствие – их девиз.

В конце концов стало ясно, что думалось плохо. Мыслишки были какими-то уж слишком примитивными, прямо скажем, убогими. Как-то не получался у него психоанализ. Тревога, впрочем, не проходила, но, решительно выбравшись из-за стола, Марк решил, что раз садовника жена нанять не смогла, то не грех самому встать к станку. В подарочной дедовой фуфайке и кирзовых сапогах, рассчитанных, как известно, на солидного потребителя, он до темноты обрезал кусты вдоль дорожки, сгребал листья и гнал от себя бессмысленные раздумья.

Уже вечером, сидя в одиночестве в кабинете, Марк вдруг вспомнил об уборщице и задал себе вопрос, почему эта особа кажется ему такой странной. Ощущался в ней какой-то когнитивный диссонанс.

Во-первых, что-то нелепое было в ее облике. То ли бесформенные одежки, то ли какой-то чудной куль на голове, прикрытый мужской шапкой, называемой в народе «чеченкой». Было трудно понять, сколько ей вообще лет. Но при этом держалась она нехарактерно для уборщицы. Разговаривала с ним странным тоном, будто наемный работник как раз Марк. Смотрела и того хуже, вроде с насмешкой. Марк вспомнил утреннюю сцену на кухне и неожиданно засмеялся. Громко, на весь дом. Черт, вот болван!

На том день и закончился.

Воскресенье выдалось еще холоднее. Знаменитое питерское низкое небо, казалось, совсем легло на голову. Марк ел, пил, работал то в саду, то за столом. В принципе, отдохнуть получалось. Уборка в доме тоже продолжалась полным ходом. Все в том же стиле, с шумом и скрежетом. Хорошо хоть музыка больше не гремела. И на том спасибо.

После трех, когда только начало темнеть, в доме воцарилась, наконец, тишина. Марк решил, что уборщица удалилась восвояси. Так сказать, по-английски. Не прощаясь. Теперь можно поплавать в бассейне, а потом решить, ехать в город вечером или завтра с утра.

На большом дачном участке Корц хватило места даже для крытого бассейна. Отдельно стоящее здание соединялось с жилыми помещениями небольшим переходом, который начинался из коридора на втором этаже пристройки, выходил на узкую галерею, что тянулась внутри по периметру над бассейном и заканчивалась лестницей, ведущей в раздевалку. А уж из раздевалки можно было выйти к воде. Марк, в который раз удивляясь вычурности замысла архитектора, вышел на галерейку и остановился в недоумении. В бассейне кто-то был. Заглянув через перила вниз, он увидел, что из воды выходит женщина. Она поднялась по лесенке, держась за поручни, обтерла себя ладонями, сбрасывая капли, потом сняла с головы полиэтиленовую шапочку для душа и потрясла головой. Из-под шапки высыпались черные кудри и укрыли тело с головы до ног. Женщина двумя руками сначала яростно почесала голову, потом скрутила свои необыкновенные волосы в длинный жгут, отбросила его за спину и тут подняла глаза.

– Черт! – подумал Марк.

– Блин! – подумала Агата, повернулась и почему-то на цыпочках посеменила в раздевалку.

То, что вышедшая из воды нимфа и есть странная тетка-уборщица, Марк понял довольно быстро, но остальное не укладывалось в голове никак. Что за странные метаморфозы? Зачем был нужен нелепый маскарад? Или как? Игры с переодеванием? Марк решил, что встречаться с этой особой, еще более странной, чем казалось, не будет ни за что. Во всяком случае по своей инициативе. Пусть уезжает, как приехала. В понедельник он выяснит у Аллы, что за персона эта уборщица. Решив, что на этом можно поставить точку, Марк собрался и уехал в Питер. Сначала он, конечно, убедился, что особа тоже покинула сей приют комедиантов.

Из-за воскресных пробок до дома Марк добирался долго и всю дорогу был зол. Погода, пробки, заляпанная грязью машина – все бесило до невозможности. А может, всему виной была прекрасная голая женщина, то и дело всплывавшая в памяти? Но об этом Марк думать себе запретил.