Елена Дорош - Брошь с черным опалом

Звучало фальшиво. И пошло.

– Валяй, готовь. У Аринки закуски никакой, только лимон. У меня аппетит после коньяка разыгрался, сил нет, а у нее даже с хлебом напряженка. Вот как человек живет? Не может же она все время в общепите питаться! Я в душ успею?

Ниночка, легко переступая босыми ногами, побежала в душ, крикнув уже под шум включенной воды:

– Ты сегодня дома?

– Нет! Есть дела!

– У меня тоже! Если задержусь, не волнуйся!

– Телефон к шее привяжи!

– Ладно, милый! Не ругайся! Я исправлюсь!

Они позавтракали, болтая о всяких пустяках. Вернее, болтала Ниночка. Она хотела весной попасть на цветение тюльпанов в Голландию. Или лучше полететь погреться? Весной в Питере опасно. В апреле людям на головы «сосули» падают. Лучше переждать эту неприятность на Сицилии. Что скажешь?

Марк смотрел в веселое лицо жены, пожимал плечами и остро ненавидел себя.

Чтобы немного успокоиться после разговора с Рыковым, Агата позвонила маме. Маруся недоумевала по поводу того, что Олег до сих пор никак не проявил себя. Она пыталась узнавать о нем в ресторане и у друзей. Давно его не видели, говорят. А с работы он, оказывается, уволился в декабре и больше не появлялся. Неужели плюнул на это дело и тихо наркоманит где-нибудь в притоне? Агата выразила надежду, что так и есть, стараясь, чтобы голос ее не выдал. С мамы уже хватит этого кошмара.

– Бабушка звонила. Твой новый номер она не знает, забеспокоилась.

– Как она?

– Да как… Журюсь, говорит, та ридаю, як дитина.

– Вернусь домой, сделаю все, чтобы ее забрать.

– Хорошо бы, доню. Только как понять, что уже можно?

– Мамуля, все налаживается.

– Может злодей этот уже… канул в Лету? У тебя ведь тоже не появлялся?

– Нет.

– Доню… Это правда?

– Мам, ну рассуди сама. Если бы он меня нашел, я бы уже… загорала в Тимбукту.

– А где это?

– Откуда ж я знаю!

Они рассмеялись. Кажется, убедила. Попрощавшись с мамой, Агата постояла у окна, посидела, попила воды, походила по квартире. Успокоиться не получалось. Почему не звонит Леонид? Куда пропал Марк? Хоть бы Соня вернулась поскорей. Промучившись часа два, она решила спеть. Что-нибудь сложное. Из Петра Ильича. Лизу или Иоланту? Про полночь, которая близится, а Германа все нет, как-то актуальнее. Она запела, сначала вполголоса, а потом увлеклась.

– Ах, истомилась, устала я, ночью и днем только о нем, – выводила Агата и чувствовала, как сдавливают грудь терзания Лизы. Она видела себя у этой канавки, понимала, что любимый не придет никогда, а значит, жить ей больше незачем.

То, что в квартире кто-то есть, она поняла не сразу. Рванула навстречу шуршанию в коридоре и увидела рыдающую на подставочке для обуви Софу.

– Соня! Что?

– Ты певица, что ли? Из Большого? Так поешь, что меня на слезу прошибло.

Соня высморкалась в салфеточку и посмотрела на Агату покрасневшими глазами. У ее ног стояли пакеты с продуктами.

– Ты без Игоря?

– Мама решила, что мы плохо следим за ребенком, все больше с мужиками кокетничаем, и отбила его на сегодняшний вечер. Кстати, они звонили? Нет? Тогда давай, что ли, ужин приготовим. Смотришь, кто-нибудь и подтянется на запах.

Они потащили пакеты на кухню.

– Так ты что? Профессиональная оперная дива?

– Да нет. Я вроде Фроси Бурлаковой. Самоучка.

– Да ты что? – поразилась Софа. – Никогда бы не подумала! Такое спеть – лет десять учиться надо! А чего ты в консерваторию не пошла? С таким голосом была бы уже в Ла Скала!

– Да как-то не случилась Ла Скала. В доме ни мужиков, ни денег. Пришлось выбирать из того, что могло нас прокормить.

– А кем ты работаешь? Ну, в смысле, у себя.

– Я геммолог.

– Ого! Так Генрих наш покойный тоже геммологом был. Причем известным. Не слышала? Корц?

Осторожнее, Агата.

– Слышала кое-что. А что мы варить будем?

– Да вот думаю, свинина или курица? Запекать или жарить?

Они увлеклись выбором меню и разговор перетек в безопасное русло. То, что она никому, ни Соне, ни Марку не рассказала, что приходится им родственницей, начинало Агату мучить. Сначала она сама не знала, потом все сложилось так, что признаться стало как-то неудобно, а теперь – совсем неловко. Во-первых, вдруг они подумают, что она затесалась в их семью с умыслом. Причем вовремя так появилась, аккурат после смерти Генриха. Может, хочет кусок наследства отхватить, профурсетка этакая? А во-вторых, она влюбилась быстрее, чем поняла, что Марк – муж ее сводной сестры, и теперь признаться – значит навсегда вырвать его из сердца. Конечно, именно так и надо поступить. Но как смочь? Нет, надо сделать иначе. Когда все закончится, и Олега найдут, она просто тихо исчезнет из жизни этих людей. И не надо никому ничего рассказывать. Собственно, зачем? Они прекрасно проживут и без нее. Забудут быстрее, чем ее поезд исчезнет вдали. А она постарается начать все сначала. Вернется на завод, запишется на курсы вождения и обязательно в кружок хорового пения. И закроет этот гештальт.

Агата поняла, что плачет и, боясь, что Соня заметит слезы, быстренько прошмыгнула в ванную. Умывшись, постояла в прихожей, успокаиваясь, и тут в дверь позвонили. Она открыла. На коврике сидела Муся. Агата чуть не завопила от радости.

– Муся, Мусенька, ты откуда взялась?!

Агата подняла пушистую подругу и прижала к груди. Тут только она заметила Марка, который улыбаясь, смотрел на их с кошкой нежную встречу.

– Я подумал, с Мусей тебе будет спокойней и…

Она не дала ему договорить. Обняла свободной рукой и поцеловала. Крепко. От всей своей исстрадавшейся от печальных раздумий души. Она ведь мысленно уже попрощалась с ним навсегда. Ее поцелуй был таким страстным и чувственным, что Марк, забыв о кошке, сильно прижал Агату к себе и, не давая отстраниться, ответил тем же. Наверное, Соня так и застала бы их прилипшими друг к другу, но Муся возмутилась! Она рассерженно мяукнула и, вырвавшись на свободу, сиганула в сторону кухни. Оттуда сразу же раздался визг Софы.

– Ааааа! Это кто? Блин, откуда кошка? Это чья такая?

– Соня, не пугайся! Это не дикий камышовый кот, а всего лишь Муся! – крикнул Марк, не выпуская из рук Агаты.

– Это моя, – подтвердила Агата, продолжая обнимать Марка за шею.

И тут на лестнице послышались шаги. Агата втащила Марка в прихожую и захлопнула дверь. Соня вышла и уставилась на них. Наверное, с их лицами было что-то не то, поэтому Агата прошмыгнула в кухню и срочно полезла в холодильник за молоком. Кормить дорогую гостью.

Марк о чем-то разговаривал с Соней в прихожей. Дает мне время прийти в себя, поняла Агата. Она несколько раз выдохнула и, налив в блюдце молока, начала неторопливо нарезать овощи для салата. Дура. Как есть, настоящая дура. Закрыть гештальт, говоришь? Всем твоим честным намерениям – грош цена. Стоило его увидеть – уже рассиропилась. Целоваться полезла, лобызаться, так сказать. Потерпеть не могла? Ну и что дальше?