Джон Гришэм - Блюстители

Мы исходим из того, что за нами так или иначе наблюдают, и данный факт вызывает у нас горячий спор. В конце концов мы сходимся на том, что системы безопасности, защищающие наши компьютеры и средства связи от несанкционированного проникновения, следует обновить и усовершенствовать. Это должно обойтись нам в 30 тысяч долларов, но таких денег в нашем тощем бюджете нет. Что же касается плохих парней, то они в средствах не ограничены, что позволяет им обзавестись лучшей системой контроля за нашими действиями, которая только существует.

Я сильно сомневаюсь, что они будут рыскать вокруг Саванны и следить за нашими передвижениями. Это только утомит их и практически не даст никакой по-настоящему полезной информации. Однако мы все согласны с тем, что нам необходимо проявить бдительность и почаще менять распорядок дня и маршруты, которые выбираем. Наши противники легко могли последовать за мной в Нассау и узнать о моей встрече с Тайлером Таунсендом. То же самое касается и моего разговора в Сан-Вэлли с Брюсом Гилмером. Но эти поездки состоялись еще до того, как мы внесли наше ходатайство, и прежде чем наши имена были упомянуты в каких-либо официальных документах.

Нам удалось накопать дополнительные данные по Нэшу Кули. У нас есть открытая информация о его машинах, недвижимой собственности, а также о двух разводах. Достаточно сказать, что он делает большие деньги и ему нравится их тратить. Его дом в Корал-Гейблсе оценивается в 2,2 миллиона долларов. На его имя зарегистрированы по меньшей мере три автомобиля, причем все импортные, немецкие. Офис его фирмы расположен в сверкающем высотном здании, которое находится в деловом центре Майами. Компания имеет филиалы на Большом Каймане и в Мехико. Если верить одному приятелю Сьюзен Эшли, ходят слухи, будто адвокаты из южной Флориды, защищающие интересы наркодельцов, получают гонорары в офшорах. Они редко попадаются, но порой федералам все же удается прижать некоторых из них за уклонение от уплаты налогов. Этот же источник Сьюзен утверждает, что «Варик и Валенсия» (так называется компания, в которой Нэш Кули состоит партнером) уже давно занимается грязным бизнесом и консультирует своих клиентов по вопросам безопасного отмывания денег. Двое из старших партнеров фирмы в прошлом судебные адвокаты, закаленные бойцы, выигравшие много серьезных процессов. В 1994 году они защищали Мики Меркадо, который обвинялся в убийстве, и убедили присяжных в его невиновности.

Я не понимаю, зачем Нэшу Кули потребовалось ехать шесть часов, чтобы поприсутствовать на судебных слушаниях по поводу нашего ходатайства об отмене приговора и досрочном освобождении Куинси Миллера? Если он хотел поглядеть на меня, то вполне мог зайти на веб-сайт нашего фонда, это было бы проще. То же самое касается и Сьюзен Эшли. Все наши петиции, ходатайства, резюме и прочие официальные юридические документы можно без труда найти в открытом доступе в Интернете. Зачем Кули нужно было появляться в зале суда, рискуя, что его кто-нибудь опознает? Да, конечно, риск был невелик, поскольку слушания проводились в глухом захолустье, но мы сумели установить, кто он такой. Могу лишь предположить, что присутствия Кули в суде потребовал какой-то его клиент.

Что касается Мики Меркадо, то это бандит, который, вероятно, всю свою взрослую жизнь работал на какой-нибудь из наркокартелей. Какой именно, мы точно не знаем. Меркадо и двоим его подручным было предъявлено обвинение в убийстве другого наркодельца. Похоже, во время одной из сделок что-то пошло не так. Но федералы не смогли представить убедительные доказательства вины подсудимых.

Значит, теперь он идет по моему следу?

Я пытаюсь убедить женщин, сотрудниц фонда, что, если мы будем оглядываться на каждом шагу, это никак не поможет Куинси Миллеру. Наша работа заключается в том, чтобы доказать его невиновность, а не установить, кто на самом деле нажал на спусковой крючок и убил Кита Руссо. Однако я говорю им не все, что знаю. Я редко так поступаю. Но рассказанную мне Тайлером историю про пруд с крокодилами решаю все же оставить при себе. Картина, которую нарисовал в беседе со мной Таунсенд, до сих пор стоит у меня перед глазами.

Разговор о моей встрече с Тайлером продолжается почти целый день, и мы снова и снова возвращаемся к этой теме, высказывая новые идеи и приводя разнообразные аргументы. С одной стороны, я чувствую себя обязанным каким-то образом опять связаться с ним и предупредить о том, что за нами установлена слежка. Но, с другой стороны, если я так или иначе войду с ним в контакт, уже этот факт сам по себе потенциально может подвергнуть его опасности. То же самое касается и Гилмера, но ему явно известно меньше, чем Тайлеру.

К концу дня мы приходим к решению, что все же следует рискнуть, и я захожу на ресурс под названием «Из-под крыльца Пэтти», плачу двадцать долларов за еще один месяц и отправляю послание, которое должно самоуничтожиться через пять минут:

Снова Нассау — это важно.

Пять минут проходят, но ответа нет. В течение трех часов я отправляю тот же текст еще четыре раза, но опять без какого-либо результата.

После наступления темноты я покидаю офис фонда и прохожу пешком несколько кварталов, изнывая от жары. Дни в это время года длинные, температура воздуха и влажность высокие, а город заполнен туристами. Как обычно, Лютер Ходжес ждет меня на крыльце своего дома, ему не терпится прогуляться.

— Привет, падре! — окликаю его я.

— Здравствуй, сын мой.

Стоя на тротуаре, мы обнимаемся и обмениваемся шутливыми оскорблениями по поводу седых волос и жировых отложений на животах, а затем медленно шагаем вперед. Через несколько минут я замечаю, что Лютера что-то беспокоит.

— Завтра в Техасе казнят еще одного заключенного, — говорит он.

— Мне жаль это слышать.

Лютер убежденный аболиционист, борющийся за запрещение смертной казни. Его позиция всегда была проста и понятна: если мы все согласны, что убивать нельзя, то почему же разрешаем это делать государству? Когда наступает время исполнения очередного смертного приговора, Лютер и другие аболиционисты пишут письма, рассылают призывы, публикуют комментарии в соцсетях, а порой даже устраивают протестные акции около тюрем. Сам Лютер Ходжес часами молится за приговоренных к смерти и скорбит по ним, хотя для него это совершенно незнакомые люди.

У нас обоих нет настроения для ужина в хорошем ресторане, поэтому мы заглядываем в какую-то бутербродную. Платит за нас обоих всегда Лютер. Как только мы устраиваемся за столом, он с улыбкой произносит:

— А теперь расскажи мне последние новости по делу Куинси Миллера.

С момента, когда фонд «Блюститель» начал свою работу, нами было заведено восемнадцать дел. Восемь из них завершились освобождением наших клиентов. Один был казнен. Шесть дел остаются у нас в работе. Три мы закрыли, убедившись, что наши клиенты действительно виновны. Так мы поступаем, когда совершаем ошибки.