Кэрри Лонсдейл - Без лишних слов [litres]

– Вполне. – Он хочет приехать. Она ошарашена. Может быть, он готов признать Джоша своим и сделать это лично, потому что она не готова поверить в альтернативу: Джош не его сын. Итан не предавал ее.

Оливия стоит в комнате Джоша со стаканом виски в руке. Бутылку забыл Блейз. Джош спит. Дыхание ровное, спокойное, простыня сбилась к коленям. Под потолком медленно крутятся лопасти вентилятора. Она думала, что поищет бумажник в рюкзаке и таким образом избавит их обоих от повторения неловкой ситуации, когда она попросила показать его. Но Джош спит с рюкзаком, обняв его крепко, как коала своего малыша.

Она выходит из комнаты, прежде чем он почувствует ее присутствие и проснется.

На часах четверть первого. Ей давно пора спать. Она и накануне поздно легла. И пора всерьез взяться за работу над следующей серией иллюстраций. Но вместо этого Оливия подливает в стакан виски и всматривается через окно гостиной в темную пустоту. Где же ты, Лили? Разговор с Итаном вымотал ее эмоционально, а значит, нужно вернуться к работе. Успокоиться. Отдохнуть. Завтра им с Джошем рано вставать.

В студии Оливия собирает сделанные углем рисунки и берет тетрадь. Босые ноги несут ее в гостиную, где она устраивается на мягком диване и, обратившись к памяти, пытается воспроизвести на бумаге лицо. Рисунок постепенно оживает: обрамленное каштановыми волосами личико с россыпью веснушек преображается в боевую сцену: Далия из Малиновой Волны в сияющем костюме и с вылетающими из ладоней молниями. Четко выписанные брови нависли над пронзительными горящими глазами. Она – вершительница правосудия, и ее сочные красные губы изогнуты в грозной ухмылке. Набросок грубоват и выполнен в черно-белом варианте, который не передает исходящего от нее ощущения силы, энергии, блеска. Но Оливия знает, и для нее Лили – Далия, воительница, манипулирующая природными силами. Она – скрепляющая сила Малиновой троицы.

Когда они с Лукасом не ладили, Лили не оставалась в стороне и всегда вмешивалась. Их споры расстраивали ее.

Может быть, потому что не ладили родители.

В доме их детства был винный погреб, узкая, восемь на четырнадцать футов, комната с бетонными стенами и крутой деревянной лестницей. В отсутствие винных стеллажей эта комната, которую Лукас окрестил «ямой», вполне могла служить тюремной камерой. Темная, хоть глаз выколи, без окон и запасного выхода. Соорудили подвал по тайной договоренности, так что ни в каких документах он не значился.

В погребе имелась современная система охлаждения, контролировавшая температуру и влажность. Вина у их родителей было много.

В качестве консультанта Дуайт – когда не занимался политической кампанией – путешествовал по Калифорнии, Орегону и Вашингтону, порой проводя в разъездах по несколько недель кряду, проводя оценку и руководя реконструкцией и совершенствуя процессы и процедуры. Нередко случалось так, что виноделы расплачивались частично продукцией, и тогда отец возвращался домой с ящиками вина, которые складировал в подвале. Спускаться туда без предварительного уведомления детям не разрешалось. Лукас однажды запер в погребе отца. По его словам, это произошло случайно, но Дуайт пришел в ярость и на две недели лишил сына игр на улице.

Тем не менее, несмотря на все странные правила допуска и жуткую тьму, Оливия хранила свои краски и масла вместе с вином, в среде с контролируемой температурой. Но однажды случилось так, что, открыв дверь и включив свет, она обнаружила съежившуюся на ступеньках Лили – плачущую, с покрасневшими, распухшими глазами и посиневшими от холода губами.

Поначалу Оливия подумала, что Лили упала с верхней ступеньки, но сестра медленно поднялась и отряхнула пыль со штанишек. Ни переломов, ни растяжений. Целая и здоровая.

– Что ты здесь делаешь, чудо? – спросила Оливия, спускаясь по лестнице.

– Мама… – Лили не договорила и опустила глаза. Сверху на них легла тень. В дверях стояла Шарлотта. Лили сжалась.

– Иди сюда, Лили.

– Что происходит? – Оливия перевела взгляд с сестры на мать.

– Лили, – строго повторила Шарлотта.

– Ничего, – пробормотала Лили, протискиваясь мимо сестры и тяжело, словно в свинцовых ботинках, потащилась вверх. Шарлотта отступила в сторону, но когда Лили оказалась рядом, схватила ее за руку и что-то сказала шепотом. Лили также шепотом ответила. Из их короткого, напряженного и резкого диалога Оливия выхватила только вопрос матери: «Ты готова рассказать?»

Лили выдернула руку и стала закрывать дверь.

– Эй, я еще здесь, – напомнила Оливия.

– Поспеши, – сердито бросила Шарлотта.

Оливия быстро собрала краски, взбежала по ступенькам, выключила свет и захлопнула дверь.

Теперь, оглядываясь в прошлое, она спрашивала себя, почему не заступилась за сестру. Почему не спросила у Шарлотты, за что Лили подвергли такому наказанию, которого не удостоились они с Лукасом. Почему не подошла к плачущей в постели сестре. Почему за все годы так и не удосужилась просто остановиться, посмотреть на Лили и увидеть испуганную девочку, пытавшуюся вписаться в семью, которая ни разу не потрудилась просто обнять и принять ее.

Лето ‘99

Двенадцатилетняя Оливия уютно устроилась в каноэ: голова покоится на правом борту, загорелые, золотисто-коричневые ноги свешиваются с левого. Вот только снизу в ноги упирается алюминиевый планшир, а подбородок натыкается на кромку спасательного жилета. В жилете жарко, но снять его нельзя – это было бы нарушением установленных мистером Уитменом правил. А правила просты: отплыл от причала более чем на пятьдесят ярдов – надень спасательный жилет.

Солнце припекало, и Оливия чувствовала себя словно в духовке. Как и Блейз, сидевший на корме слева от нее. Он греб изо всех сил, и раскрасневшееся лицо горело, лоб блестел от пота, капельки которого скатывались в глаза. Лукас, занявший место на носу, старался не отставать от Блейза, и Оливия видела, как на спине перекатываются под кожей тугие мышцы. Троица держала путь в секретную бухточку. Они плавали туда все лето – подальше от глаз Уитменов, игнорируя беспрестанное нытье Лили и Тайлера, просивших взять их с собой. Добравшись до залива, Блейз и Лукас бросили в лодку весла и сняли жилеты. Мальчики поднялись – каноэ резко накренилось – и спрыгнули в воду. Разлетевшиеся во все стороны брызги упали на Оливию.

– Эй! – возмутилась она.

– Поднимайся, Лив, – крикнул Блейз.

Расстегнув жилет, Оливия медленно села. Этот день был для них последним на озере, и она хотела, чтобы он не кончался. Топ ее купальника под жилетом промок насквозь. Она допила воду из бутылки и, перебравшись через планшир, ступила в прохладную воду. Какое это было блаженство для разгоряченной кожи. Вынырнув с облегченным вздохом, Оливия перевернулась на спину и закрыла глаза. Ей нравился сырой запах озера, сосновый аромат побережья и плеск колышущейся под ухом воды. Вода неприятно пахла болотом, но она ничего не имела против и не расстраивалась, когда случайно хватала глоток-другой. А все потому, что ей было здесь хорошо. Мальчики выбрались на берег и побежали к нависшему над озером дереву, по стволу которого поднимались все лето и теперь уже не держались за руки для сохранения равновесия.