Валерий Пушной - Убивают не камни

Трое за его спиной растаяли в темноте коридора. Найков прошел в комнату, пробежал по ней глазами, потянул воздух, как будто принюхался:

— Плоховато живешь. Квартирка не из лучших.

— Это не моя квартира, — ответила она. — Снимаю.

Подойдя к столу, он взял пульт от телевизора, переключил программу. Новая передача ему не понравилась. Он еще раз переключил, и снова передача не пришлась по вкусу. Он сделал звук немного громче, бросил пульт на стол и подступил вплотную к Вобровой:

— Одна снимаешь? Для одной многовато, — вгляделся в ее глаза. — Да ты сядь, — показал на кресло.

Оксана машинально кивнула, моргнула, опустила глаза и не двинулась с места:

— Ничего. Постою.

Негромкий голос Найкова буравил ее, как сверло:

— Когда он придет? Отвечай! Иначе отдам тебя подручным на потеху!

Горло Вобровой перекрыло сухим комом. Она видела перед собой не просто страшного человека, каким был Вольдемар, но беспощадного человека. С трудом прошептала:

— Не знаю. Обычно поздно. Может и не прийти сегодня, — тихонько опустилась в кресло.

— Подождем вместе с тобой до завтра, — проговорил Найков, отступил от нее, снова взял со стола пульт и начал переключать телевизионные программы.

— А если завтра не придет? — осторожно задала вопрос.

— Тогда прихлопну тебя как комара, за то что врешь мне!

Ее вновь подкинуло из кресла, словно стегануло хлыстом. Хотела объяснить, что она совершенно ни при чем, но язык не повернулся сказать ни одного слова, отвернула лицо.

В дверях возник подручный, молча кивнул, давая понять, что все проверено, и исчез с глаз.

Глянул сквозь Воброву, Найков пальцами за ее подбородок повернул к себе лицо, спросил:

— Кто ты? Из какой тараканьей щели выползла? Вольдемара давно знаешь?

Его холодные, словно металлические, пальцы у нее на подбородке будто сковали ее, и от этого у нее замирало сердце.

— Не выползла, а приехала, — сказала. — А когда приехала, тогда и с Вольдемаром познакомилась.

— Зачем приехала? — спросил.

В висках у нее стала шумно пульсировать кровь, возмущение начинало набирать силу. В конце концов, его фамильярность и самоуверенность допекли, она не вытерпела:

— Почему ты меня допрашиваешь? Приехала и все, — и в завершение добавила, — Ты тоже не местный житель. Я видела твой паспорт.

— Что ты знаешь обо мне?

— Ты Найков Олег Олегович, был в нашей гостинице, ударил меня по голове, забрал квитанции. Все.

Покачав головой, Найков негромким пугающим голосом проговорил:

— Врешь! Вижу, что не все сказала! Вижу, что боишься меня, потому что знаешь больше! — и вдруг, как обухом по голове, оглоушил. — Ты жить хочешь? Зачем прячешь Вольдемара?

— Я сплю с ним! — выплеснула Воброва первое, что пришло на ум. — Нравится мне.

— Врешь про «нравится»! — сказал Найков, смотря с недоверием, его взгляд заставил ее замереть, как флейта заставляет замереть кобру. — Я тебя насквозь вижу! Работаешь с Вольдемаром! Но я вижу — ты не шлюха, и на блатную не тянешь. Почему работаешь с ним?

— Как-то само собой получилось. — Выпрямилась, вытянула шею, пожала плечами.

— Будешь работать со мной? — спросил он и сел в другое кресло.

Она повернула к нему лицо. В ее глазах появилось такое выражение, по какому он увидел, что она точно знает, кто он. Значит, не ошибался. Уверенно бросил:

— Конечно, будешь.

Поздно вечером, ближе к ночи, своим ключом входную дверь открыл Судоркин и вошел в квартиру. Включил в коридоре свет, сразу протопал в кухню, прислушался и глухо спросил:

— Ты уже спишь?

В ответ раздался знакомый голос:

— Да, она уже отдыхает, Вольдемар. Но тебя жду я.

Судоркин узнал голос Крысы. Резко обернулся к двери, хватаясь рукой за пистолет. Но взгляд наткнулся на стволы подручных Крысы, а тот предостерег:

— Не петушись, Вольдемар, бесполезно. Ты хотел со мной потолковать. Я пришел.

Судоркин оказался в западне. Загадкой было, как Крыса узнал, что он на этой хате. Злился на себя, что не заподозрил опасности. Это не опрометчивость, это тупость, полный облом. Не проверил во дворе, не присмотрелся к машинам, не учуял запаха Крысы. А должен был, ведь очень хорошо знал его привычки и даже запахи духов, которые тот любил. Вот сейчас эти запахи бьют ему в нос. А что было бы не понюхать за дверью? Самомнение, самоуверенность в своей живучести. Колун безмозглый! Попался, как рыба на крючок.

Его взгляд тревожно ползал по лицам подельников Крысы и по их стволам.

— Проходи в комнату, — позвал из темноты Крыса. — И включи свет. Не во тьме же нам с тобой толковище устраивать. Предупреждаю, гонор свой не показывай! Я не прощаю хамского отношения к себе, ты это знаешь! Или забыл уже? Проходи, будь гостем.

Подельники Крысы разоружили Судоркина и пропустили в комнату. Он включил свет, увидал в кресле Крысу:

— Давно ли хозяином себя здесь почувствовал? В темноте сидишь? Прячешься? От кого узнал, что я здесь? Кто продал? Где жвачка? — он имел в виду Воброву.

— Я же тебе сказал, она отдыхает.

— Пришил, что ли?

— Пока не за что. Если будет за что — пришью! Давай о деле!

Пройдя к свободному креслу, Судоркин тоже сел. Крыса негромко, но четко проговорил:

— Я не предлагал тебе сесть, Вольдемар! В гостях себя так не ведут! Ты совсем одичал! Забыл, что со мной надо разговаривать стоя?

— Ты кому это говоришь, дерьмо собачье? — яростно вскипел Вольдемар.

Крыса глянул на подручных. Те мигом выхватили Судоркина из кресла и поставили перед ним. Тот задохнулся от бессилия, но Крыса предварил:

— Не трепыхайся, Вольдемар, не трать время по пустякам! Начинай беседу!

Судоркин приглушил злость, зная, что никогда не простит Крысе такого унижения. Его выворачивало наизнанку от вида Крысиного лица. С каким удовольствием он втоптал бы его сейчас в асфальт. И втопчет, обязательно втопчет. Но сначала надо выкарабкаться отсюда живым. Теперь он полностью в руках Крысы. Жизнь повисла на волоске. А мозг нудно точила мысль: кто продал? Крыса проговорил:

— Не об этом сейчас думаешь, Вольдемар! — как будто он знал, о чем Судоркин сейчас думал. Впрочем, догадаться было несложно. Окажись он в таком же положении, тоже думал бы идентично. — Говори по делу.

— Хотел миром решить наши проблемы, — сказал Судоркин, смотря на кончик носа Крысы, — да вижу, ты не очень расположен к этому!

— А разве мир возможен между нами, Вольдемар? — негромко спросил Крыса. — Ты безумен! Ты пытаешься из моих рук вырвать то, что тебе не принадлежит!

— Но ведь и тебе тоже не принадлежит! — парировал Судоркин. — Это ты безумен, если думаешь, что все, что тебе хочется иметь, уже твое!

— Видишь, какие разногласия между нами? Мир невозможен, Вольдемар! Никто не хочет уступать. Только ствол способен разрешить эту проблему! И на этот раз это мой ствол, Вольдемар!