Валерий Пушной - Убивают не камни

Насмешливый тон Крысы бесил Судоркина, втаптывал в грязь. Крыса явно хотел поставить его на колени. Это было немыслимо. Чтобы он умолял Крысу пощадить его. Никогда. У него язык не повернется просить Крысу. Тем более, он хорошо представлял, что может последовать за такими просьбами.

Не дождавшись ответа, Крыса заключил:

— Толковище окончено, Вольдемар.

Вдруг Судоркин представил, каким жалким он теперь выглядел, и все внутри взбунтовалось, глаза помутнели, губы раскрылись:

— Я начал, я и закончу! — бросил он и кинулся на Крысу.

Подручные того не успели схватить, и пальцы Вольдемара сдавили горло Крысе. Тот засипел.

Вольдемар ощутил беспомощность Крысы в своих руках, тело того наливалось свинцом, но не могло сопротивляться мертвой хватке сильных рук. В эти мгновения Вольдемар упивался властью над Крысой. Но длилось это недолго, ибо подельники Крысы оглоушили Вольдемара и оторвали руки от его горла.

Судоркин свалился на пол у ног Крысы.

Тот долго откашливался и хватал ртом воздух, приходя в себя.

Потом Вольдемара подняли, накинули наручники и вывели из квартиры.

Крыса прошел в спальню к Вобровой. Оксана сидела на кровати, ожидая своей участи. Рядом топтался подельник Крысы.

Она все слышала, и уверена была, что Судоркину не выбраться. На нем можно поставить крест. Не представляла, кто мог продать его. Хотя подозревала всех. Больше склонялась к Коромыслу и Зинке. Ведь Вольдемар именно им сегодня назначал встречу недалеко от ее дома. Нетрудно догадаться, где скрывался. Это, видимо, стало его роковой ошибкой. Хотя Коромысло ее не знает, а вот Зинка. Зинка, которой Судоркин доверял как себе. Больше некому.

— Вольдемар приказал долго жить! — сказал Крыса. — Тебе передавал, чтобы служила мне верой и правдой, как служила ему!

Его слова неприятно зацепили Оксану, хотя по ним стало ясно, что опасность для нее миновала. Она облегченно вздохнула и с чувством собственного достоинства, поправила Крысу:

— Я не служила ему, я работала с ним и спала.

Крыса поглядел на нее оценивающе:

— А мне будешь служить! — мгновение помолчал, еще раз окинул внимательным взглядом. — И может быть, тоже спать со мной! Голая ты, наверно, лучше, чем в таком паршивом прикиде! Но я пока этого не решил! Что скажешь? — Крыса ждал.

— Победителей не судят. — Воброва стала на ноги, сбросила с себя халат и подала вперед грудь, как бы подтверждая Крысе, что голая она действительно лучше.

— А ты умна, — Крыса выдавил из своего лица усмешку и вышел из спальни.

Когда послышался хлопок входной двери, Оксана тоже вышла из спальни. Для пущей уверенности, что в квартире больше никого не осталось, обошла ее всю, заглянула во все углы. Только после этого окончательно успокоилась, глубоко вдохнула и долго-долго не выдыхала воздух из себя. Затем проверила двери, закрыла на замок, выключила свет и легла спать.

В эту же ночь тело Судоркина с пулевым отверстием во лбу закидали землей где-то за городом.

Постельный режим у Корозова закончился. Он стал подниматься и передвигаться по палате, иногда выходил в коридор. Проведал Шехову. Та чувствовала себя хорошо. Ольга вышла на работу и стала появляться реже, но засиживалась возле него подолгу. В один из таких дней, когда Глеб с женой сидел за столом и она рассказывала ему о своем рабочем дне, в палату заглянул охранник и доложил о прежней посетительнице:

— Она уже была у тебя, — сказал он. — Воброва.

Корозов озадаченно развел руками, глядя на жену. Поднялся из-за стола, запахнул халат, пряча повязку на груди, прошел к окну. Ольга тоже встала со стула. У нее на лице не было недоумения, как у Глеба — ничего особенного, — говорили ее глаза, — ничего особенного.

— Зови, — сказал он охраннику, и тот вышел за дверь.

Как и прошлый раз, Воброва была в белом халате, застегнутом на все пуговицы, выглядела оживленной, слегка улыбалась всем сразу. На Ольгу уже смотрела, как на свою старую знакомую. Прежде чем поприветствовать Глеба, протянула набитый доверху пакет Ольге и проговорила ей:

— Не могу с пустыми руками. Больного нужно откармливать! — и когда Ольга приняла из ее рук пакет, посмотрела на Глеба. — Ну, вот, ты уже на ногах, Глеб. Я же говорила, что фрукты помогают выздоровлению. Я рада, что все обошлось.

— Да я и сам рад, Оксана, — сказал Корозов. Не понимая посещений Вобровой, он все больше находил их странными. Чувствовал себя не очень комфортно.

Но в поведении той трудно было заметить наигранность. Она поинтересовалась:

— Не нашли заказчика, Глеб? Кому ты помешал?

Интерес Бобровой настораживал, но, с другой стороны, любой нормальный человек интересуется этим. Он сам бы прежде всего об этом спросил.

— Не знаю, Оксана, — ответил. — Лежа в этих четырех стенах что можно узнать? Полиция работает, надеюсь, найдет. Найдет! — заключил уверенным тоном. — А ты присядь на стул, в ногах правды нет.

Боброва села, по его уверенному голосу почувствовала, что он знал больше, чем говорил ей. Стремление развеять его подозрения в отношении нее ни к чему не приводило. И это обескураживало. Поморщившись, она сказала:

— Не смотри на меня, Глеб, так, будто подозреваешь во всех грехах. — Она словно поймала его за руку. — Я ни в чем не виновата! — ей надо было расположить к себе Корозова, но для этого требовалась какая-то наживка, а именно этой наживки у нее сейчас не находилось. Между тем, она заметила, что ее появления, хоть и удивляют Глеба, но не вызывают отторжения, а это уже был определенный прогресс. Стоит ей показаться здесь еще пару раз, и это может стать обыденным. Стало быть, появится если не доверие, то некая благосклонность к ней. Боброва не сомневалась, что больше никогда не увидит Судоркина. Теперь она могла бы не приходить к Корозову, ибо смерть Больдемара обрушила все планы, начисто стерла цель посещений, какую тот ставил перед нею. К тому же Крыса от нее этого не требовал, впрочем, Крыса пока ничего не требовал. Но кто сказал, что у планов не может быть других исполнителей? Бсе так запутано. Крыса постарался, внес эту путаницу, но, возможно, он собирается сам распутать ее. Неопределенность рано или поздно пройдет, и тогда вновь появится необходимость. Бозможно, цель придется подкорректировать или изменить, но предмет цели останется прежним, и он должен быть под контролем. Да, сейчас она пришла по собственной инициативе. Как будто проявила некий тайный интерес. Бпрочем, кто знает, какие мысли роились в ее голове? И кто знает, не хочется ли ей завершить задачу, поставленную Судоркиным? Возможно, у нее были свои тайны, как у всякого человека. Она посмотрела на Ольгу и, как бы ища поддержку у нее, развела руками. — Женская судьба — это две крайности: ее или любят, или ненавидят.