Валерий Пушной - Опасная седина монет

Задержав дыхание, Кот следил, как ствол пистолета медленно приближался к его лицу.

Еще три секунды, и спусковой крючок будет нажат — и тогда уже пулю ничем не остановить. Но за две секунды до этого Ваня широко раскрыл глаза и сбоку внезапно нанес сильный удар по руке с пистолетом. Раздался слабый хлопок, пуля ушла в стену, а длинный стрелок от неожиданности выронил ствол.

Стремительным рывком вскочив с кровати, Кот свирепо вбил свой кулак в раскрытый рот длинного. Тот запрокинулся, гулко грохаясь на пол, взвизгнул, выплюнул с зубами и кровью напарнику:

— Мочи его!

Замешкавшись, второй не сразу выдернул свой ствол без глушителя. А когда выхватил и торопливо поймал пальцем крючок, ощутил, как ему на голову обрушился кулак Вани. Но нажать он все-таки успел. Пуля обожгла Коту руку. У самого же стрелка от удара по голове подкосились ноги, и он мешком свалился под ноги Ване, пистолет отлетел в сторону.

Однако в следующее мгновение Кот почувствовал удар по ребрам, сильный толчок сзади сбил с ног, и в его шею вцепились руки длинного. Он придавил Ваню к полу, стал душить.

Одна рука Вани, пробитая пулей, была неуправляема. Он сопротивлялся всем телом и второй рукой, но длинный был силен, и Коту не хватало еще одной руки. Пальцы стрелка сдавили горло Ване, перехватывая дыхание.

Близился конец, и Кот отчетливо осознавал это. Мозг уже без всякого напряжения и волнения со странным безразличием выдавал, что вот еще немного, и воздух будет перекрыт полностью, а тогда — все. Однако Кот продолжал сопротивляться. Пальцы убийцы казались стальными обручами. Помочь могло только чудо, и тот, кто сдавливал Ване горло, это понимал.

Во всем подъезде не горело ни одной лампочки. Лишь с улицы сквозь окна межэтажных площадок проникала едва уловимая серость. Оперативники поднимались на ощупь. Идущий первым опер в тесном пиджаке и с родинкой на лбу оступился, запнувшись о ступеньку, припал на колено, выругался негромко, после чего оба замерли, прислушиваясь к темноте, но, постояв, пустились вновь.

И когда уже были рядом с квартирой, услышали глухой звук выстрела внутри. Кинулись к двери. Но чтобы не попасть под пули, стали по ее сторонам, и широкобровый в пуловере тихо-тихо ладонью надавил на дверное полотно. Она медленно подалась. Образовалась щель. Через эту щель услыхали бессловесное сопение, хрипы и возню. Оперативники нажали еще и тихо вошли. Увидав в темноте на полу комнаты возню, сразу все поняли. Включили свет, и опер с родинкой на лбу прокричал:

— Не двигаться! Полиция!

Ошарашенный светом и криком, длинный замер, не отпуская рук с шеи Кота. Его невысокий напарник зашевелился рядом, приходя в себя после удара Вани. Однако опер в пиджаке, долго не раздумывая, вновь оглоушил его, и тот затих.

Ствол широкобрового опера уперся между лопатками длинного:

— Отпусти его! Руки за спину! Кому сказал?!

Разжав пальцы, длинный, скрипя зубами, завел руки за спину. Опер в пуловере накинул на запястья ему наручники.

Хрипя и откашливаясь, Кот сбросил с себя длинного и попытался сесть, но опер резко остановил его:

— Тебе тоже лежать! Руки за спину!

Зайдясь кашлем, Ваня задергал широченными плечами, морщась от боли в раненой руке, весь покраснел, протянул здоровую руку для наручников, заскрипел зубами, когда опер взялся за раненую. Когда откашлялся, выдохнул:

— Волчары! — но непонятно было, к кому это относилось.

Приняв его слова на свой счет, опер с родинкой на лбу разозлился, парня заело:

— Вот морда безмозглая! Мы ему жизнь спасли, а он собачится! — Расстегнув воротничок рубашки, опер глубоко вздохнул, будто ему стало легче дышать, словно пальцы длинного совсем недавно были не на шее Кота, а на его шее. Проговорил после этого. — Хороших приятелей ты себе завел, Ваня!

Скосив глаза на тех, кто среди ночи пришел за его жизнью, Кот оторвал голову от пола, приподнял ее, лицо потемнело. Он снова выдавил:

— Волчары!

— Какие они волчары, Ваня? — усмехнулся опер с родинкой. — Они волчата, а вот волк, который их отправил к тебе, — тот настоящий матерый волчара! Чем-то ты проштрафился, Кот! Стал не нужен матерому волку! Впрочем, удивляться не приходится. Природа так распорядилась. Волки и собаки никогда с котами дружно не жили. Не в той стае ты очутился, Ваня. Не тех за родственников принял.

— Не гони пургу, начальник! Зачем поешь свои песни? Я в подпевалы не гожусь! — отозвался Ваня, сверкнув блеклыми глазами.

— Не ври, Кот! — осадил опер с родинкой. — А кем же ты ходишь под Папой? В подпевалах и ходишь!

— Долго еще мордой на полу лежать? — проурчал Кот, точно себе под нос.

— Сколько нужно, столько и будешь лежать! — отрезал опер и посмотрел на второго оперативника с широкими выпирающими бровями, который, аккуратно подняв с пола оружие стрелков, положив его в пакет, стоял рядом.

В ответ на взгляд широкобровый пожал плечами:

— Да черт с ними! Посади ты их к стенке, а то обмочатся, лежа на полу!

— Давай по одному спинами к стене! — скомандовал опер с родинкой, пистолетом показывая на длинного. — Сначала ты! Двигай живее задом!

Следом спиной к стене привалился невысокий напарник длинного. А потом в сторонке — Кот.

Оба стрелка, потупившись, молчали. Это были молодые крепкие ребята, почти тех же лет, что и Кот. У длинного были длинный нос и длинные волосы. У второго — чуть приплюснутое лицо и короткие ноги. Как и Ваня, они исподлобья зыркали то на полицейских, то на двери.

Между тем у Кота все кипело внутри, по нему видно было: дай ему сейчас волю — он начнет рвать стрелков на куски.

По их косым остервенелым взглядам друг на друга оперативникам было ясно, что эти трое знакомы меж собой. И, похоже, Ваня был в трансе. Никогда ему не приходило на ум, что парни, натасканные Папой для грязной работы, придут по его душу. Ломал голову, за что Папа приказал порешить его. Даже не думал, что это может быть связано с Александрой. Нет, там никто ничего просечь не мог. Здесь что-то другое. Но что другое? Он не находил ответа на свой вопрос. Попробуй просеки Папины мысли — это как дремучий лес, непроходимая чаща.

А тут еще оперативники без умолка подпевали, словно тянули жилы, жгли душу калеными щипцами:

— Ваня, ты сегодня обязан жизнью нам. Скажи, за что тебе дорожку на кладбище определили? Вот только место для вечной прописки пришлось бы не подельникам твоим искать, поскольку браткам ты больше не нужен, а других родственников у тебя в этом городе не водится. Теперь мы вроде как твои родственники, так как обеспечили сегодня твое второе рождение. Так что, если ты знаешь, кто выписал тебе билет в один конец, то поделись с нами, ведь не чужие люди уже!

Почувствовав опустошенность внутри, от которой зарябило в глазах, Ваня Кот засопел: