Валерий Пушной - Опасная седина монет

Уловив ее любопытный взгляд, Дусев посмотрел недовольно и жестко, заставив ее втянуть голову в плечи.

Поев, поднялся, пробежал взором по ее стройному телу, кивком головы показал на диван и снова подмял под себя.

Занимаясь с нею, он представлял перед глазами Александру. Удивительно, как многое из того, что умела делать Александра, совпадало с тем, что делала эта девка! Как их тела и движения похожи! В какие-то моменты у него возникала полная иллюзия присутствия Александры в постели. И появлялась злость на Елену, которая, собственно, была ни в чем не виновата. Он изматывал себя и изматывал ее — какая-то внутренняя ярость заставляла его продолжать и продолжать свое бешенство.

На исходе дня в мозг Папы ударила волна бешенства, вместо лица Елены перед ним вдруг ярко засветило лицо Александры, и он выдавил:

— Стерва ты, Александра! — Сорвал с места девушку и гневно сбросил с дивана, крикнул подручным. — Возьмите поганку! И драить до посинения! Иначе пристрелю, как козлов.

Вытащив мигом Елену из комнаты, подручные поволокли ее в спальню. Папа не слушал ее визг и крики, которые доносились оттуда.

Трое суток продолжался кошмар — девушка уже не осознавала, что с нею творят. Мозг отказывался воспринимать происходящее, это было какое-то безумие, вне разума. Трое суток три здоровых мужика не давали ей передышки, грубо и безжалостно ломали обессиленную и беспредельно измочаленную, оставляя синяки и ссадины по всему телу. Ей уже было все равно, что происходило. Она не думала о том, чтобы выжить, — она уже вообще ни о чем не думала.

Через трое суток, поздним вечером, когда на улице уже зажглись фонари, в квартире появился Кагоскин. Елена бездыханно лежала на диване рядом с Папой. Выдавая вперед острый подбородок, врач вошел в комнату и подобострастно сел на стул, часто моргая глазами.

Не подал вида, что облик девушки его несколько удивил. Он и сам ночных бабочек за людей не считал, но до такого измочаленного состояния никогда не доводил. Впрочем, он хорошо знал жестокость и неуемность Папы. Им могла управлять только Александра. Это было поразительно, но с нею Папа был совсем другим.

Не поднимаясь с дивана, Дусев повернул к нему голову:

— Ну? Говори, лекарь!

Кивнув на Елену, Кагоскин взглядом спросил у Папы, стоит ли говорить при ней. Но Папа дернул бровями:

— Я оставлю ее тебе! А ты сделаешь с нею все, что надо!

Плохо соображая, Елена тупо слушала и почти не воспринимала, что слышала.

— Как скажешь, Папа! — торопливо пригнул голову Кагоскин. Затем начал отвечать на вопрос: — Подыскал новую хатку, продуктами затоварил. Можно двигать! — Назвал адрес, вытащил ключ, положил на стол.

Подумав, Папа сел, опустил с дивана ноги, надел трусы и потянулся за брюками, висевшими на спинке стула. Кагоскин подхватился, опередил его, взял брюки и подал Дусеву. Папа встал на ноги, прошелся по мягкому ковру, натянул брюки, громко произнес для подручных в прихожей:

— Собираемся! — Остановил глаза на Кагоскине. — А что узнал про Корозова?

— Окружили его охраной, Папа, — осторожно ответил врач, вскакивая со стула. — В три ряда, с колючей проволокой. Отделал ты его за милую душу, Папа. Морда вся заклеена пластырем, но дома не сидит, мотается по городу — наверно, тебя ищет.

Сняв со спинки другого стула рубашку, Дусев надел ее:

— В три ряда, говоришь? С колючей проволокой? Глупец, я пройду через любую проволоку и любую охрану! Ты моих людей предупредил?

— Как приказал, Папа, — кивнул Кагоскин.

Из прихожей юрко заскочил подельник с ножевой отметиной на щеке, достал из-за дивана туфли с носками, помог надеть на ноги Дусеву и снова скрылся в прихожей. Папа выпрямился, скрестив на груди руки:

— На этот раз я намерен взять его вместе с его Нюшкой! И позабавлюсь с нею у него на глазах! А потом пацаны потешатся в его присутствии! После этого кишки из нее выпотрошу, если он не скажет, где монеты!

— Это впечатляет, Папа, — причмокнул Кагоскин.

От усталости девушку тянуло в сон. Слыша голоса сквозь дремоту, она плохо улавливала нить разговора, но где-то в глубоких ячейках памяти откладывались имена и фамилии.

Взяв со стола ключ, Дусев положил в карман, шагнул к двери, на ходу бросив семенившему за ним врачу:

— Оставляю девку тебе, Кагоскин! Экземпляр стоящий! Сделай все правильно! Иначе дух испустишь! А мне придется найти другого лекаря!

Пройдя через прихожую, Папа вышел на площадку через открытую для него подручными входную дверь. После ее хлопка Кагоскин сморщил лицо.

Перед выходом Дусева из подъезда на улицу нырнул подручный с ножевой отметиной на щеке. Пробежал вдоль подъездов, покрутился у припаркованных машин и вернулся, сообщив, что все чисто. Папа вышел. Блекло горел светильник на столбе напротив. Ночь гасила последние горящие светом окна дома. Папа осмотрелся. Второй подручный, с вытянутым затылком, кинулся между машинами, прыгнул в одну из них и подъехал к Папе. Когда все уселись, авто покатило к углу дома.

Следом от дальнего подъезда тоже отъехал автомобиль и двинулся за ними. Из этого автомобиля за машиной Папы наблюдали глаза Александры.

Увидав, как из подъезда вышел Дусев, она удовлетворенно вздохнула, проговорив:

— Я так и думала.

— Едем за ними или ждем врача? — спросил молодой парень с правильными чертами лица, сидевший за рулем.

Глаза Александры в темноте салона засветились зелеными огоньками хищницы:

— Врач от нас никуда не уйдет. Едем за Папой.

Зная, что Папа залег на дно, она была уверена: найти его можно через Кагоскина. Рано или поздно они обязательно состыкуются. И не ошиблась. Со вчерашнего дня стала следить за врачом и даже не ожидала такой быстрой удачи, хотя полагалась именно на нее.

Отслеживая, какие изменения происходили вокруг Корозова с того момента, как она подставила его Дусеву, Александра была раздосадована. Она-то надеялась, что скорый на расправу Папа немедля разделается с предпринимателем и таким манером сам закопает все концы глубоко в землю. Но, к сожалению, не происходило так, как она хотела. Подобное никак не устраивало Александру. Получалось, надо решать проблему иначе.

Сейчас девушка рассчитывала, что ей повезет и она узнает, где скрывается Папа.

После ухода Дусева Кагоскин некоторое время подождал у двери, прислушиваясь к шуму на площадке, потом дал волю своим эмоциям. Зло сплюнул:

— Скотина! Скотина!

Раскрасневшийся, вернулся в комнату. Попка девушки теперь раздражала его. Тем более что после последних слов Дусева шлюха стала обузой. Папа однозначно дал понять, что отсюда ночная бабочка не должна уйти своими ногами. Слишком много узнала, но в этом виноват сам Папа. Какого черта приперся сюда, когда его никто не ждал? А теперь вот нужно исправлять его ляпы. И не первый раз, кстати. Все это выводило Кагоскина из себя.