Валерий Пушной - Опасная седина монет

— Мы двое у двери стояли, — сбивчиво выдохнул тот. — Ничего не слышали. Там в коридоре шум от пиликанья мелкоты стоял.

— Двое у двери, а трое спали в машине? — Колкие холодные глаза Исая были неподвижны. — Идиоты!

Этим троим сейчас досталось бы по полной программе, если бы вдруг не зашевелился на земле раненый. Он открыл глаза, и взгляды всех охранников обратились на него. Каждый надеялся, что у него удастся что-нибудь прояснить.

Наклонившись над ним, Исай пальцами смял у него на груди рубаху:

— Ты жить хочешь? Или мне пришить тебя прямо сейчас?

— Хочу, — хрипло выдохнул тот.

— Тогда отвечай на мои вопросы! — Он сильно тряханул его, заставляя испытать боль и страх, чтобы получить ответы, надавил кулаком рядом с раной. — Кто вас прислал? Говори! — приставил к его виску травмат. — Трое уже трупы! Ты один остался!

— Папа, — прохрипел раненый.

— Кто в вас стрелял?! — Исай за рубаху притянул его к себе:

— Не знаю, — опять застонал от боли раненый. — Трое их было. На сером «BMW».

— На какой машине были вы?

— «Ford» на семь мест. Черный.

— Слыхали? — поднял голову на охранников Исай. — Искать немедленно! А ты останься, — остановил тощего. — Сейчас опера приедут, расскажешь все сам!

В течение нескольких секунд четверо охранников пропали за углом, кинувшись к машине у центрального входа в музыкальную школу.

— Где Папа? — опять склонился к раненому Исай. — Где лежку устроил?

Но в ответ на этот вопрос раненый отвернул голову и закрыл глаза.

— Ты скажешь мне! — тряхнул его Исай. — Все скажешь! Открой глаза! Открой!

В открытых глазах появилось паническое выражение. Они будто говорили Исаю: лучше убей, но про Папу он ничего не скажет.

— Ну уж нет, приятель, про Папу ты мне скажешь все! — сказал Исай.

Приехав к музыкальной школе несколькими минутами позже, Акламин с операми осмотрел класс, окно, под окном, тела убитых. Задал вопросы охраннику и раненому подручному Папы. Затем оставил их с операми, а сам отошел в сторону с Исаем:

— Твоя охрана совершает промашку за промашкой! — серьезно выговорил ему. — В чем дело? Как это квалифицировать? Где ты их набрал? Плохо инструктируешь, Исай, или они не исполняют твоих инструкций? Разберись! Что с Ольгой? Мы даже не знаем, в чьи руки она попала.

— Очевидно, что не в Папины! — выдержав пристальный неулыбчивый взгляд Аристарха, ответил Исай.

— Гениальное открытие! — с издевкой произнес Аристарх. — Просто Шерлок Холмс!

— Надо искать того, с кем у Дусева конфликт. Не каждый осмелится положить его людей.

— С этим я согласен. Но это не доказательство, Исай, это очередная версия. А твоя задача — наладить работу охраны. Много самодеятельности, а толку мало. — Он сделал паузу, собираясь еще что-то сказать, но передумал и отошел к оперативникам.

Скорая увезла раненого в больницу. Оперативники продолжили работу, опрашивая работников музыкальной школы и жильцов дома с верхних этажей в надежде, что кто-нибудь видел номер серой машины или запомнил кого-то из тех, кто в ней был. Исай поехал за скорой, чтобы знать, куда отвезли раненого. Самодеятельность, не самодеятельность, но он решил вытащить из подручного Дусева местонахождение Папы.

То же самое поручил оперативникам и Акламин. Он не сомневался, что, найдя Дусева, они найдут и Корозова. Но предполагал, что Дусев, узнав, что его человек угодил в больницу, постарается вытащить оттуда или убрать. И в любом случае сменит свое логово. Посему действовать надо было быстро.

Был день. Глеб сидел на табурете в маленькой комнатушке, явно пристроенной к домику в не такие уж далекие времена, в которой даже нормально повернуться не было места. У одной стены стояла старая скрипучая узкая кушетка, на которой Корозов спал, у другой стены — табурет, на котором он сейчас сидел. Маленькое окно выходило в темный мрачный двор.

Сквозь это окно видны были высокий, не радующий взгляда забор и серая конура собаки, которая изредка показывала оттуда свою морду, широко и лениво раскрывала пасть и вяло убиралась назад. Казалось, ей уже чертовски надоело жить в пределах этого забора, но и выходить за него она тоже не хотела.

Здесь ей по два раза в день выносили куски еды, и это устраивало ее. А что ее ждало за забором, она не знала и не хотела знать об этом. Ей было много лет, она уже прочно забыла, зачем здесь находилась. Жила, словно по инерции, и не понимала, для чего ей нужны ноги, хвост и пасть. Таскала за собой цепь, на которую ее посадили, казалось, еще в то время, когда был построен этот дом. Хотя на самом деле она была значительно моложе его.

Ни разу Глеб не услышал ее голоса, как будто она потеряла его еще в стародавние времена.

Двор в пределах высокого забора почти не видел солнца, и в окне его лучи тоже никогда не показывались. И все это угнетало Корозова. Иногда во дворе возникало оживление: появлялись новые подельники Дусева, иногда хозяин дома куда-то уходил, кряхтя и шаркая подошвами стоптанной обуви, а затем опять все погружалось в сонное царство мрака.

Руки Глеба были в наручниках, локти лежали на коленях. Вначале Дусев заходил к нему по нескольку раз на дню, задавал разные вопросы, а потом поставил с другой стороны двери подручного и будто забыл о Корозове. Два раза в день в комнате появлялся хозяин дома с миской невкусного супа в руках и куском хлеба. Равнодушно взирал на то, как Глеб морщился, глядя на эту баланду. Раз в день его выводили в туалет. По ночам он спал плохо, ворочался, ломал голову, пытаясь понять, чего дальше ждать от Дусева. А тот никак не проявлял себя. Это было странно, если вспомнить о его угрозах. Однако походило на затишье перед бурей. Дусев определенно что-то готовил. И это тревожило мозг Глеба.

Вопросы Папы о коллекции монет, об Александре и о том, кто навел Глеба на квартиру, ключи от которой Дусеву дал Кагоскин, оставались без ответа, что выводило Папу из себя. Дусев и Корозов были как два глухих. Один спрашивал о том, чего второй не понимал, а второй отвечал то, чего первый не слышал. Но оба смотрели друг на друга с негодованием.

Сегодня Дусев явно был не в духе. Чаще обычного появлялся во дворе. Его подельники тоже часто мелькали. Хозяин дома суетливо побежал куда-то за ворота. После этого Папа зашел к Глебу, посмотрел на него продолжительно и раздраженно, но ничего не сказал, потому что в кармане у него зазвонил телефон. Дусев развернулся и вышел за дверь.

— Говори, я слушаю тебя! — услышал Глеб его хрипловатый напористый голос за дверным полотном, а затем властный окрик: — Немедленно узнай, в чем дело!

Смекнув, что что-то произошло, Глеб навострил уши. Он не догадывался, что Папа готовил для него сюрприз, отправив подручных захватить Ольгу.