Ирина Градова - Вольер

Неожиданно один кирпич «уехал» в глубину стены. За ним уехали следующие четыре. Их просто положили в кладку, никак не закрепив.

Неужели нашел?! Он принялся доставать соседние кирпичи, лихорадочно отбрасывая их на пол. Снег покрывался кирпичной пылью. Ноги Стаса тоже. Но ему было все равно. Грязные штаны не должны мешать получать богатство. За кирпичами в стенной нише лежала жестяная банка из-под чая. Подозрительно новая.

Опоздал?! Он отбросил крышку и достал записку. Тут он онемел окончательно. Призраки прошлого замаячили перед ним в полный рост. Текст записки гласил: «Все, что здесь было, я забрала. Здесь было достаточно, чтобы вы меня не нашли никогда.

Софья».

Теперь Стас знал, откуда достать деньги для возвращения долга. Клада нет, ну и что? Эльвира может раскошелиться за сведения о сестре. Хотя… жалко, что нет клада. Но он изначально не был готов к его получению. Ну не бывает в мире чудес. И ничего хорошего тоже не бывает. Весь жизненный опыт это активно демонстрировал и исключений не делал.

* * *

Аркадий не продал найденное в шкафу лекарство. Он не знал, сколько оно может стоить. Точнее, стандартную аптечную цену он нашел в Интернете. Но он понятия не имел, какую сделать надбавку за нелегальную продажу. Он был не очень опытным преступником по сравнению с прочими членами семьи.

Раз торговля не удалась, а ком в горле проглотить не получилось, можно попробовать вычислить домашнего торгаша «Атропином». Аркадий украдкой достал листочек из пачки. Господи, сколько же всего он делал украдкой в жизни! Девяносто процентов всех своих действий, наверное. Врал он еще чаще. Лет шесть назад он решил точно подсчитывать, сколько раз в день приходилось врать. Считал он с традиционной бухгалтерской дотошностью. Учет велся ровно месяц, если точнее, то тридцать дней апреля. Абсолютный минимум пришелся на двадцать девятое число (всего восемь раз), абсолютный максимум – восьмого числа (сорок четыре вранья за день, без учета повторения некоторых лживых пассажей по несколько раз). Среднее арифметическое за весь месяц составило девятнадцать. Страшно подумать, сколько раз в день врут прочие члены семьи, сумма может перевалить и за сотню. Одна Диана не врет, потому что все время молчит.

Впрочем, нет смысла копаться в старых историях, он врал и будет врать. Это даже доставляло извращенное удовольствие, когда все время ходишь по краю. Лучше вернуться к листочку.

Нет, это не может быть схемой приема. Слишком много цифр. Плюс к ним какие-то стрелочки и малопонятные аббревиатуры, на обороте вообще проценты. И подписано в уголке «ВМ». Что это, черт побери?! Почерк вроде Лидкин, но неужели она связалась с наркотой? Нет, наркоту он связывал с появлением Микулина. Врач при желании может украсть что-то серьезное и им приторговывать, а хранит его не дома, чтобы избежать подозрений и выкрутиться в случае обысков. Вполне понятная версия. Но откуда Лидкин листочек? Попал случайно? Или она тоже как-то связана?

* * *

Микулин хватился паспорта следующим утром, приехав в офис. Работал он помощником отца, который владел десятком торговых точек на рынке и двумя магазинами, поэтому график имел достаточно свободный и мог посвятить некоторое время поискам документа. Вариант кражи он не рассматривал. Еще до встречи с Дианой паспорт был при нем.

Может, Диана украла? Но зачем? Узнать, женат ли он? Так ведь у него дома нет женских вещей, и она это видела. Каких еще доказательств надо? Может, выронил в машине? Он заглянул под сиденья, пошарил в багажнике, перебрал содержимое бардачка и перекопал все, что было в салоне. Паспорта не было.

Проблема реальности в том, что она бывает невообразимой куда чаще, чем люди предполагают. Владимир даже подумать не мог о том, что в действительности случилось с его документом. Что поделать: те, кто живет в благополучных условиях, не представляют себе весь спектр возможностей. Вот и он, сын состоятельного бизнесмена, не представлял. Бедняга, что тут сказать.

* * *

Катя внимательно изучила фотографию Микулина, сидя на подоконнике чердака Тайного Дома. Затем стряхнула пыль с плеч. Что поделать, Тайный Дом заваливал все килограммами пыли. За генеральную уборку здесь можно получить пару медалей от государства. Как-то раз Катя и Лида взялись сделать тут влажную уборку. Им удалось отвоевать у пыли немного места. Но в результате они стали выглядеть так, будто сами послужили тряпочками для вытирания пыли или почистили сотню грязных пылесосов.

– Ничего такой… красивый, – оценила Катя фотографию.

– Очень красивый, – поправила Лида мечтательно. – Ты его не видела вживую и в полный рост. Вот это будет точно красивый. Не брезгует к нам приходить. Здоровается со мной.

– Но паспорт верни, хорошо?

– Обойдется, – усмехнулась Лида и сунула руки в карманы пиджака в горошек.

– Как это?

– Раз он сам теперь у Дианки, то пусть у меня хоть фотография останется. Кстати, мы до сих пор не сманили его ко мне. И не укокошили Стаса.

Катя испытала малодоказуемое ощущение, что Лида немного сошла с ума, но потом сообразила, что сама не без греха, и успокоилась. Все здесь присутствующие психи, все нормально. Потому и подружились, кстати.

– Стоп, стоп. Давай решать проблемы в порядке поступления. Для начала стряхнем с себя пыль. Потом ты пригладишь причесон. После этого мы обезвредим твоего брата и переманим к тебе сомнительного возлюбленного, который не брезгует с тобой говорить.

– Сойдет. Но у меня не прическа, а просто волосы. Кстати, держи полпакета печенья. Утащила из дома.

– За печенье я прибью не только Стаса. Спасибо.

Дикие слова в устах Кати звучали весьма странно. Нарушали давний стереотип о безобидности наивных красоток.

– Волосы я пригладила. Пыль стряхнула. И даже кое-что придумала, как вывести ситуацию с нашей продажей в свою пользу.

– Перепродаться подороже? – усмехнулась Катя.

Чувство юмора – извечный спутник паршивой жизни. Жаль, что это самое чувство юмора нельзя продавать, они бы много выручили.

* * *

– Слышь, я тут хотел спросить, – деликатно начал Стас, улучив момент, когда мать мыла посуду после ужина.

– Спроси, – безлично брякнула она.

– Твоя сестра Софья, которая сбежала…

Эльвира заметно напряглась. Ее душили зависть и злоба при одном лишь упоминании сестры.

– Вы с ней хорошо ладили?

– Дрались очень редко. Больше воевали с отцом. Мы с Сонькой старались друг другу помогать, потому что иначе сопротивление отцу было невозможно. И когда она удрала, я ее возненавидела.

– Почему? – продолжил докапываться Стас. Из комнаты раздались звуки мордобоя сестер, но он не обратил на это внимания.

– Потому что она смогла вырваться от матери, а я слишком любила ее, чтобы бросать в одиночестве. Я ей до сих пор завидую и заодно ненавижу.