Мария Воронова - Без подводных камней [litres]

– Ну так-то прямо не говорят.

– Говорят, Саша, так что тошно иногда от этого паскудства. Ладно, ты трус, так и живи с этим, но в лицо людям плевать не надо.

– А вы случайно не текст новой пьесы на мне прорабатываете? – хмыкнул Шубников.

– А если так, то что?

– Да ничего. Хорошая пьеса будет.

Ветров достал из бумажника картонный прямоугольничек и подал ему:

– Вот моя визитка. Звоните, я постараюсь помочь.

– Сам справлюсь.

– С поддержкой-то полегче.

Не глядя сунув визитку в карман, Шубников отвернулся. Ему не нравился этот разговор, не нравился сам Ветров, сначала упустивший жену, а теперь твердо решивший избавить незнакомого человека от алкогольной зависимости, видимо, во искупление былых грехов. Но больше всего не нравилось, что Ветров из гордого свободного пьяницы пытается превратить его в жертву обстоятельств и игрушку в руках судьбы, которая даже пить бросить не может без чужой помощи.

Он быстро осушил графин, рассчитался и побрел домой.

Бабье лето, начавшееся в выходные, продержалось всю неделю, но в пятницу после обеда налетел шквальный ветер, как скорый поезд по расписанию, мгновенно и вдруг сорвав с деревьев пышную многоцветную листву, а к вечеру зарядил дождь, превращая пестрый шуршащий ковер под ногами в склизкое месиво. Ирина, всю дорогу домой сражавшаяся с выгибающимся и вырывающимся из рук зонтом, не слишком расстраивалась, потому что появился официальный повод не ехать на дачу, а заняться домашними делами, которые она изрядно запустила. Выгнав Кирилла с детьми в Зоологический музей, она приступила к окнам, несмотря на то, что с неба сыпалась какая-то водяная мука, а хорошие хозяйки не моют окна в дождь, потому что только при ясном солнечном свете можно убрать все разводы и достичь полной прозрачности стекла. «А и наплевать, сейчас сделаю и до весны забуду!» – решила Ирина.

Для бодрости она включила кассету с Тото Кутуньо и, подпевая, думала, что вот одарил же Бог человека талантом сочинять такие простые, но западающие в душу мелодии, и как-то незаметно мысли съехали на процесс над Валерией Гаккель, хотя она торжественно обещала себе никогда о нем не вспоминать. А вот лезли всякие совершенно житейские вещи, например, как живется, когда ты можешь позволить себе домработницу. Нет, что-то ты, конечно, делаешь, но о грязной работе у тебя голова не болит совсем. Выходные ты можешь отдыхать, то есть действительно ничего не делать. Целых два дня. Сорок восемь часов. Интересно, каково это… Заманчиво, но счастья, очевидно, не приносит.

Павел Михайлович в пятницу сообщил, что Валерию Гаккель госпитализировали в связи с обострением, выразившимся в бреде и попытке самоубийства, но Ирине не в чем себя винить, ибо тактику лечения определяет психиатр.

Жаль женщину, но это лишний раз подтверждает, что она приняла верное решение и эксперты не ошиблись, ибо сейчас, после того как ее отпустили восвояси из зала суда, Гаккель уж точно не было ни малейшего смысла симулировать психическое расстройство.

И вообще, прав Павел Михайлович, без конца повторяя: «Работать надо на работе». Восемь часов в день отдала родине, и все, свободна, иди занимайся семьей, благо она у тебя есть и, тьфу-тьфу-тьфу, и по деревянному подоконнику постучать, счастливая. Но вот какая странность: когда Ирина была матерью-одиночкой и заботы о рассудительном и ответственном Егорке отнимали, откровенно говоря, не так уж много времени, она думать не могла ни о чем, кроме как о своей несчастной женской доле, мечтала о муже, а работу выполняла не совсем спустя рукава, но очень близко к этому. Мечты вдруг сбылись, что вообще редко бывает с женскими мечтами, она вышла за Кирилла, родила Володю… Казалось бы, чего тебе еще, наслаждайся, обихаживай мужа и детей, но нет! Теперь надо удариться в трудоголизм и скорбеть об упущенных в погоне за семейным счастьем карьерных возможностях! Вот что за скотина такая человек, что не бывает безмятежно счастлив дольше тридцати секунд?

От затыкания в оконные щели мокрой газеты кончики пальцев стали совсем черными, пришлось долго их отмывать, чтобы не оставлять отпечатков на специальной бумаге. Тут мелькнула какая-то мысль, связанная с дактилоскопией и процессом Валерии Михайловны, но Ирина так и не смогла поймать ее за хвост.

Тото Кутуньо все пел, а она все драила квартиру и не заметила, как работа подошла к концу, дом сияет, а сама она валится с ног. Очень осторожно, чтобы не нарушить идеальный порядок, Ирина приняла душ и рухнула на диван, не дожидаясь, пока высохнут волосы.

Сквозь дрему она слышала, как повернулся ключ в замке, как в дом влетел Егор, быстро и решительно затопотал по коридору Володя, а Кирилл сказал: «Тише-тише, мама спит, она устала», и Ирина сразу вскочила, потому что всегда жалела девочку из этого стихотворения.

Вечером перед «Временем» показывали фильм «Стакан воды» с Аллой Демидовой, и под него Ирина все-таки решила погладить белье, чтобы воскресенье посвятить бескомпромиссному отдыху. Только она включила в кухне телик, разложила доску и воткнула в розетку утюг, как раздался звонок в дверь. Ирина вздрогнула, зная, что ничего хорошего не несут неожиданные визиты, но, к счастью, это оказалась Гортензия Андреевна, правда, взволнованная настолько, что одна прядь почти выбилась из ее прически.

– Ирочка, простите, что без звонка, но дело срочное. Это насчет вашего процесса. – Наспех поздоровавшись с Кириллом и Егором, старая учительница надела тапочки, которые Ирина держала специально для нее, бросила мокрый плащ на спинку стула, хотя обычно сразу аккуратно вешала его на плечики, и сама опустилась на тот же стул. – Я такое узнала, что с электрички сразу к вам, не заезжая домой.

– Секунду, выключу утюг, а то забуду! – метнулась к розетке Ирина.

– Нет, вы гладьте‐гладьте, я не хочу, чтобы вы из-за меня меняли свои планы. Хотя лучше нет, не надо, ведь я вам сейчас такое расскажу, что вы еще прожжете чего-нибудь от изумления.

– Да идите уже совещайтесь, я сам доглажу, – засмеялся Кирилл.

– А ты сумеешь?

– Не волнуйся, кое-какие навыки работы с горячим железом присутствуют.

Ирина провела гостью в маленькую комнату, которая считалась кабинетом Кирилла, пока Володя не подрастет.

Усевшись на узкий диванчик, Гортензия Андреевна азартно глянула на нее и начала рассказ.

Вопрос, о чем же Вероника хотела поговорить с Валерией, не давал ей покоя всю неделю, и к четвергу старая учительница так измучилась от любопытства, что после уроков села в электричку и поехала в дачный поселок. Народу в нем оставалось гораздо меньше, чем летом, но те немногие, кто жил на даче круглый год, неплохо знали Веронику. Во-первых, красивая женщина и известная артистка, а главное, ситуация пикантная, вторая жена живет в доме первой. Поскольку Валерия много лет не приезжала, ее почти не помнили в поселке, и Вероника быстро завоевала всеобщую симпатию, но кроме того, что молодая дама была вежливая, тихая и отзывчивая, соседи ничего сказать не могли, душу она никому не изливала. Естественно, трагическая гибель Вероники стала главной сенсацией сезона, ее обсуждали под каждой крышей, при этом никак не расцвечивая и не искажая официальную версию, что бывает очень редко. Обычно убийства знаменитостей обрастают такими нелепыми слухами, что диву даешься, и чем сплетня более идиотская, тем больше шансов, что со временем она вытеснит истину.