Мария Воронова - Без подводных камней [litres]

Ну а тут ничего такого, версия была одна, разнились только трактовки. Одни сочувствовали Веронике, другие обманутой жене, третьи считали, что Ветров сам виноват, нечего на старости лет искать приключений.

С тем Гортензия Андреевна и поехала домой, досадуя на свою мнительность и жалея о напрасно потраченном времени.

Но дома подозрения обрушились на нее с новой силой. Неужели молодая женщина была настолько самодостаточна, что сводила общение с соседями до «здрасте – до свидания»? Она ждала ребенка и очень боялась умереть в родах, а хорошо известно, что страхи человека стократ обостряются, когда он одинок. А вдруг Вероника консультировалась с местным акушером-гинекологом из участковой больницы? Скорее даже не вдруг, а обязательно, ведь они с мужем планировали провести на даче все лето, и проще было временно встать на учет здесь, чем каждые две недели гонять в город. Между женщиной и ее гинекологом часто возникают доверительные отношения, порой выходящие за рамки врачебного кабинета.

Суббота – выходной день, но Гортензия Андреевна решила, что в таких маленьких поселочках все друг друга знают и помогут ей быстро найти нужного врача, который скорее всего живет в ста метрах от больницы.

Акушер, молодая девушка, действительно нашлась в двухэтажном общежитии, расположенном прямо напротив роддома, но Веронику видела только по телевизору. Гортензия Андреевна, раздосадованная, что совершила очередную напрасную поездку, собралась на станцию, как вдруг в комнату вошел симпатичный парень, муж докторши и по совместительству травматолог. Пришлось объяснять ему, кто она такая, и тут Гортензия Андреевна была вознаграждена. Парень вспомнил, что видел Веронику возле универмага в компании Раисы Селиверстовны, легендарной местной акушерки, ровесницы века и настолько уникальной специалистки, что ее до сих про приглашают консультировать сложные случаи, несмотря на то, что она уже десять лет на заслуженном отдыхе.

Гортензия Андреевна рванула к акушерке, которую нашла за приготовлением яблочного повидла, спросила рецепт, поделилась собственными наработками в этой области, так мало-помалу втерлась в доверие и выведала у старушки поистине шокирующую историю.

Страх умереть в родах, преследовавший Веронику с детства, отступил перед инстинктом материнства, но периодически накрывал женщину. Рядом с мужем ей становилось легче, но вскоре Филипп Николаевич уехал в командировку.

Вероника осталась одна и в поисках интересного чтения открыла для себя роскошное издание Большой медицинской энциклопедии, принадлежавшее еще отцу Валерии и в связи с потерей актуальности сосланное на дачу, взахлеб его штудировала и, естественно, находила у себя если не симптомы, то предвестники всех существующих болезней, связанных с беременностью и родами.

Она пыталась сблизиться со своей ровесницей, жившей через дорогу, но та была занята детьми и не хотела тратить время на истерики малознакомой соседки, пусть артистки и жены великого драматурга. В этом дачном поселке все были люди непростые, и Вероника с мужем не входили даже в первую десятку семей, с которыми полезно подружиться. Но и грубо отшивать беременную женщину не годилось, поэтому соседка познакомила Веронику с Раисой Селиверстовной, надеясь, что опытнейшая акушерка развеет ее страхи.

Так и вышло. Несмотря на разницу в возрасте, женщины подружились. Раиса Селиверстовна успокаивала Веронику, рассказывала ей о том, что ее ждет, как вести себя, чтобы выносить здорового ребенка, словом, вела санитарное просвещение на полную катушку, подопечная тоже в долгу не оставалась, катала старушку на своей новенькой машинке и развлекала всякими интересными историями из мира кино. Оказалось, Раиса Селиверстовна напомнила ей бабушку, по которой Вероника очень скучала. Ее с двенадцати лет воспитывал один дед, добрый и ласковый человек, но самозабвенно увлеченный наукой. После смерти бабушки Веронике пришлось, по сути, стать хозяйкой дома.

– Типичная Лелишна из третьего подъезда, – вздохнула Гортензия Андреевна, – героический ребенок, кумир учителей и родителей. Узнав об этом, я поняла, почему у молодой красивой артистки не было близких подруг и вышла замуж она не за ровесника, а за человека много старше себя. Слишком раннее взросление даром не дается, Веронике еще повезло, ее хоть Валерия Михайловна опекала…

– В смысле? – от неожиданности Ирина забыла правила вежливости и перебила учительницу.

– В коромысле, – не осталась та в долгу.

– Как это опекала? Они что, знали друг друга?

– Вы меня об этом спрашиваете, Ирочка?

Ирина потупилась.

– Мне представляется, что вы должны были владеть этой информацией, коль скоро председательствовали на суде, – провернула Гортензия Андреевна нож в ране.

– Я почему-то была уверена, что Вероника познакомилась с Ветровым на съемочной площадке, они же оба из кинематографической среды.

– А вот и нет. Валерия работала вместе с дедом Вероники над какими-то исследованиями и заботилась об осиротевшей девочке. Часто приглашала в гости на выходные, подкидывала модненькие вещички, в общем, проявляла женскую заботу. А в кинематографической среде она оказалась, потому что Ветров лично ее туда устроил.

– Ничего себе! – присвистнула Ирина. – В деле об этом ни слова. Филипп Николаевич прямо соловьем разливался про историю своей великой семьи, а о том, что знал Веронику с детства, почему-то забыл упомянуть, и другие родственники как-то обходили в своих показаниях этот момент.

– Понимали, что это будет выглядеть несколько предосудительно.

– Мягко говоря.

– Очень мягко, Ирочка, – Гортензия Андреевна поджала губы в многозначительной паузе.

– Тогда получается, что у Валерии Михайловны было больше причин ненавидеть Веронику, чем мы даже думали. Одно дело, когда мужа уводит чужая баба, и совсем другое – девочка, которую ты сама выпестовала.

– Ира, сейчас не об этом. Слушайте дальше.

– Так это еще не все?

– Нет, это то, что вы обязаны были знать без меня, – отрезала Гортензия Андреевна и, кинув на Ирину суровый взгляд, продолжала рассказ.

Приятельские отношения крепли, доверие росло. Веронику все еще шатало от надежд к отчаянию и ужасу, но это был уже не шторм, а легкий бриз. По крайней мере, она больше не жалела, что послушалась Валерию Михайловну и не прервала беременность в остром припадке страха смерти. Гортензия Андреевна, как опытный педагог, сделала тут небольшое лирическое отступление, видимо, с целью взвинтить до небес Ирино любопытство, и сказала, что страхи мучили Веронику потому, что она росла без матери. Согласно диалектике, любой предмет, в том числе самого себя, следует рассматривать и как целое, и как часть другого целого, большего масштаба. И это понимание, что ты не просто ты, но являешься частью человечества, как раз дает материнская любовь. Через мать мы постигаем связи с миром, а когда ее нет, то дитя вырастает хорошим человеком, но без внутреннего чувства единения с человечеством. Отсюда и страх смерти, и прочее такое.