Мария Воронова - Без подводных камней [litres]

При этом остается шанс, что девочка передумает… Тут Раиса Селиверстовна постаралась убедить себя, что, если она передумает, для нее же будет лучше узнать, что ребенок умер.

Пока она сидела, раздумывая, можно ли вершить чужие судьбы по собственному усмотрению, к роддому подъехала целая кавалькада машин, возглавляемая черным автомобилем, таким, которые раньше акушерка видела только на фотографиях правительственных кортежей в газетах.

Далее следовал разбитый «Москвич» главврача и машина «скорой помощи».

Главврач ворвался в приемный покой как вихрь, Раиса еле успела преградить дорогу остальным, напомнив, что здесь все-таки стерильность и посторонним находиться категорически запрещено. Дальше события развивались с головокружительной скоростью. Главврач страшно наорал на акушера-гинеколога, выдернутого непосредственно со строительства нового сарая и категорически не понимающего суть претензий, потому что Валерию Гаккель он в глаза не видел и даже не подозревал об ее существовании. Но безропотно выслушал все оскорбления и согласился немедленно оформить перевод непростой пациентки в Снегиревку сантранспортом.

Родственники Валерии остались ждать на улице, а главврач, акушер и «скоровики» вошли внутрь, не оставив Раисе ни малейшего шанса незаметно поменять бирочки обратно.

«Значит, судьба», – решила она.

На всякий случай Раиса поставила время смерти ребенка через несколько часов после отъезда высокопоставленной пациентки, не потому, что хотела замести следы, а боялась, что главврач с акушером отругают ее, что не доложила о смерти новорожденного, ведь это ЧП.

На вскрытии у малыша обнаружили тяжелый порок сердца, и все списали на «малолетних шалав, которые по пьяни трахаются со всеми подряд, а потом рожают уродов», хотя Раиса иногда думала, что если бы утром начала обход с детского отделения, то опытным взглядом заметила бы, что с ребенком что-то не так, и вызвала педиатра. С таким пороком шансов ноль, но вдруг…

Поскольку малыш умер, то отпала необходимость официально оформлять отказ. Мать, похоже, довольная таким поворотом событий, быстренько похоронила тельце, а дочери сказала, что ее ребенка усыновили хорошие люди. Редкий случай, когда заведомая ложь оказывается правдой.

У нее сердце в пятки ушло, когда через несколько дней вдруг приехал тесть Валерии на своей грозной правительственной машине. Врачи тянулись перед ним так, что аж звенели, но он вел себя довольно добродушно, подшучивал над нервной девочкой, которая что-то чудит после наркоза. Главврач показал ему роддом, подписанные и пронумерованные кроватки, Раиса похлопала глазами, и тесть уехал, совершенно успокоенный.

Акушерка потом специально ходила к даче Валерии, смотрела, в какой любви растет малыш, как нянчат его бабушки, как восхищаются его внешностью, с легкостью находя в ней черты и мамы, и папы, и всех остальных родственников. Видела, как отец катает Колю на плечах, как мать обращается к нему спокойно и нежно, и убеждалась, что сделала правильный выбор.

А когда у Валерии родилась Алена, последние горькие капли чувства вины испарились с души акушерки.

Время шло, дети выросли, дача опустела, и Раиса Селиверстовна перестала вспоминать, что когда-то совершила такой поступок, то ли очень хороший, то ли очень плохой, успокоившись на мысли, что просто была слепым орудием в руках судьбы.

Но когда в ее жизни появилась Вероника, воспоминания ожили, а после того, как она рассказала, что Валерию из-за того эпизода всю жизнь считали слегка тронутой, проснулись и угрызения совести. Раиса Селиверстовна задумалась о том, что могла бы не играть в бога, а обсудить свой план с обеими матерями. Да, Валерии пришлось бы пережить страшный удар, известие о потере ребенка, но зато она знала бы правду и не терзалась всю жизнь, подозревая себя в безумии и недостатке материнских чувств.

И ведь вроде бы она всю жизнь жила по принципу, что честно – то и хорошо, но почему-то забыла в такой ответственный момент, деморализованная жалостью к обеим женщинам и малышу и очарованная удивительным стечением обстоятельств.

Бедная Раиса Селиверстовна крепилась-крепилась, да и рассказала правду Веронике, предоставив ей самой решать, что делать дальше: открыть Валерии правду или пусть все идет, как идет.

– Вот так, Ирочка! Что скажете? – Гортензия Андреевна победно вздернула подбородок.

– Что вы индийских фильмов насмотрелись, – буркнула Ирина, – бредовый какой-то сюжет.

– В жизни встречаются вещи и похуже.

– А бабушка в своем уме?

– Обижаете, Ирочка!

Ирина выглянула в коридор и прислушалась. Из кухни доносилось поскрипывание гладильной доски и тихое заунывное пение. Надо бы выхватить утюг из слабеющих рук Кирилла, а впрочем, обойдется.

– Что ж, интересное открытие, только оно ничего не меняет. Диагноз Валерии поставлен психиатром…

– Да что вы заладили, диагноз, диагноз! Чокнутая она там или нет, меня не волнует, вопрос в том, она ли убила Веронику.

– Ну а кто?

Гортензия Андреевна выпрямилась и подошла к окну, как к классной доске.

– Ира, соберитесь! Вы судья и не имеете права на такие непрофессиональные выкрики. Ну а кто? – передразнила она. – Конь в пальто.

От неожиданного соленого словца в устах старой учительницы Ирина захихикала, как первоклассница.

– Прежде всего необходимо пощупать за вымя душеньку-подруженьку Валерии Михайловны, – сурово продолжала Гортензия Андреевна.

– Огонькову?

– Да, эту самоотверженную деву, бывшую с роженицей от начала до конца и поклявшуюся, что подмены не было. А бабка говорит, было. Неувязочка…

– Меня больше беспокоит, что Валерия знала Веронику с детства.

– И об этом тоже спросим, не переживайте. Вот что я придумала. Вы же учитесь еще в аспирантуре?

Ирина поморщилась. Она действительно числилась в заочной аспирантуре, но после рождения Володи защита диссертации представлялась ей таким же реалистичным проектом, как диплом Кирилла о высшем образовании или Байкало-Амурская магистраль.

– Скажем Огоньковой, что вам нужно с нею побеседовать для научной работы. Это же можно? Не возбраняется с точки зрения этики? Процесс-то закончился, да и вы ни в какие сделки с ней вступать не собираетесь, просто побеседуете, и все.

– Гортензия Андреевна, я вышла замуж за своего бывшего подсудимого, так что об этике меня не спрашивайте.

– Ну и прекрасно. А я представлюсь вашей помощницей, что в принципе будет соответствовать истине.

Ирина засмеялась:

– Помощница аспирантки? Огонькова тридцать лет на научной работе, естественно, ее ничего в этом не насторожит. Ни малейшего подозрения.

– Тогда легенда такая: я ваш научный руководитель с больным ухом, а для достоверности еще и в маразме. Узнала, что вы идете к известному лору, и напросилась на консультацию.