Мария Воронова - Без подводных камней [litres]

Хотя нет, стоп! Как только Ветров вернулся, в квартире немедленно провели обыск, в протоколе которого не зафиксировано записей научного характера.

Столько мыслей, голова трещит… Шубников с тоской взглянул на гастроном и прошел мимо, слегка убыстрив шаг, чтобы не передумать. Как знать, исчезнет когда-нибудь эта тяга или останется с ним навсегда? И всегда ли получится победить ее, хотя намерение бросить у него вроде бы твердое…

Вспомнив, что дома шаром покати, он заглянул в гастроном. Колбаса кончилась, от крепости из сырных голов на прилавке осталась обветренная четвертушка, а сливочное масло, длинные бледные бруски которого подтаивали на эмалированном подносе с лиловым кантиком, он не любил.

Взяв четыре банки рыбных консервов и распихав их по карманам, Шубников заглянул в булочную за буханкой свежего вечернего хлеба и направился домой, предвкушая великолепный ужин.

Не успел он вскипятить чайник и положить кусочек рыбьего туловища на хрустящую горбушку, как его позвали к телефону.

– Шубников, прекращай это, – раздался в трубке сварливый Машин голос.

– Что это?

– Сам знаешь. Оставь нас уже в покое, сколько можно, в самом деле!

– Машунечка, дорогая, честно говоря, последнюю неделю я вообще о вас не думал, – признался Шубников.

– Да неужели? А что же ты ходишь клевещешь на нас на всех углах?

– Я?

– Якобы должны были послать Виталика, а он отмазался за твой счет, а потом специально тебя подставил!

– В мыслях не было.

– В общем, я тебя предупредила! – грозно сказала Маша, и Шубников невольно улыбнулся, вспоминая те времена, когда она произносила эту фразу по другим поводам. – И учти, что мстить нам таким образом низко, да и не за что. Ты сам виноват.

– Ты права. Знаешь, Маш, это не телефонный разговор.

– Нет уж, говори так, ибо рожу твою я видеть не желаю!

Шубников улыбнулся:

– Ты, Маш, прости меня, пожалуйста. Не сейчас, так когда-нибудь, а я постараюсь больше вас не тревожить.

В трубке помолчали.

– Еще раз извини.

– Шубников, если бы дело касалось только нас с тобой, то хоть каждый день приходи, но я хочу как лучше для дочери.

Он сказал, что все прекрасно понимает, и простился.

Вернувшись в комнату, Шубников лег на диван и стал думать о том, как трудно понять, что лучше, а что хуже. Огонькова со старой акушеркой подменили ребенка, и для парня это оказалось хорошо, но самой Валерии стоило подозрений в неадекватности.

Виталик будет воспитывать его дочь, Лизе придется расти рядом с подловатым, но амбициозным папашей, который и сам высоко поднимется, и девочке даст путевку в жизнь. Лучше это, чем знать, что твой отец – подзаборный ханыга, зато честный?

Лучше прозябать в поликлинике или поддаться соблазну и пойти ответственным дежурным, нажраться на смене, зарезать больного и пойти в тюрьму с таким грузом на совести, который не снять никакой отсидкой?

Время идет, обстоятельства меняются, препятствие может стать трамплином или указателем, что надо свернуть на другую дорогу, удача обернется несчастьем, а поступок, совершенный из самых благих побуждений, приведет к ужасной трагедии. Так что, как это ни банально, будущее предвидеть мы не можем, поэтому важно понимать не как будет лучше, а что хорошо или плохо прямо сейчас.

Воскресенье обрушилось на него праздностью и тоской. Может быть, в аду есть специальная такая пытка – вечные выходные, которые тебе не с кем провести.

Шубников заставил себя пробежаться вокруг квартала, прибрался в комнате, нашел под столом билет в читальный зал публичной библиотеки, решил, что это знак, и отправился туда.

И знак, похоже, в этом действительно был, потому что первый, кого Шубников увидел в читальном зале, был Валерий Николаевич, перебирающий карточки тематического каталога.

Увидев Шубникова, он расцвел, крепко пожал ему руку и немедленно поволок в курилку.

В джинсах «монтана» и тонком лиловом джемпере Гаккель выглядел ослепительно, и Шубникову стало очень грустно от мысли, что под этим прекрасным фасадом прячется убийца.

– Слушайте, вы просто чародей! – воскликнул Валерий Николаевич. – Три для полной тишины, а я ведь уже забыл, когда у меня последний раз спина не болела. Вообще не думал, что такое уже возможно.

Шубников скромно, но с достоинством улыбнулся.

– Интересная у нас специальность, правда? Стоя на сугубо материалистических позициях, понимая строение организма и основы его функционирования, зная механизмы действия препаратов, нам все время приходится наблюдать воочию такие странные явления, как легкая рука, эффект плацебо и, наоборот, упадок духа. Эти вещи необъяснимы, более того, доказано, что их не должно быть, а между тем они великолепно существуют, несмотря на все наши знания.

– Что есть, то есть, – развел руками Шубников.

Гаккель протянул ему красно-белую пачку «Мальборо», и Шубников, поколебавшись, взял, заметив, что в природе много всего необъяснимого, в частности совпадений и случайностей, одна из которых столкнула их сегодня здесь, в храме науки, в котором он уже сто лет не был и, даст бог, еще сто не появится.

– Я тоже редкий гость, – улыбнулся Гаккель, – внучку просто на танцы вожу во Дворец пионеров и болтаюсь по окрестностям, пока длится занятие. То в Елисеевский зайду, то в книжный, сегодня вот сюда занесло.

Шубников закашлялся. Нет, убийца – любящий дед, это уж слишком! Он решился.

– Валерий Николаевич, а вы случайно не отправляли свои статьи в иностранные журналы? – спросил он вкрадчиво.

– Естественно. И даже не случайно, а на постоянной основе, правда, пока не удостоился полноценной публикации.

– Я имею в виду вместе с Валерией Михайловной.

– Ах это! – Гаккель засмеялся.

– Ну да, ведь если…

– Если нет пророка в своем отечестве, то в чужом очень даже пригодится? Рассылали, было дело. И при жизни Павлова, и особенно в последнее время. Раньше все-таки боязно было, я так, грешным делом, даже себя в авторский коллектив не включил. С одной стороны, вроде бы действительно не имею к разработке препарата прямого отношения, нехорошо пользоваться чужими лаврами, а если честно, то банально испугался. Если бы открылось, что я по нелегальным каналам отправляю на Запад непризнанную работу, то процесс а-ля Даниэль и Синявский надо мной бы не устроили, конечно, но карьеру серьезно притормозили. Сегодня вам, наверное, трудно меня понять, ведь сейчас время такое интересное начинается, свободное, радостное, деятельное. Вы, молодые, даже и не понимаете, из какого капкана выскочили. И это хорошо. Не должно быть в сердце теней старого страха.

– То есть официально вас не было в числе разработчиков вакцины?

Гаккель засмеялся: