Тана Френч - Искатель [litres]

Трей дергает одним плечом, но трясется меньше.

– Я знаю, чего Марту надо, – говорит Кел, – и к тебе это не относится. Он увидел машину мисс Лены и хочет узнать, сошлись мы с ней или нет.

У Трей такое лицо, что Кел расплывается в улыбке.

– И как?

– Не. И так выше крыши всякого, чтоб еще и это поверх. Хочешь чего-нибудь? Перекусить, может?

– Хочу вот на это поглядеть. – Малая показывает на свое лицо. – Зеркало есть?

– Сейчас выглядит куда хуже, чем есть. Отек сойдет через день-другой.

– Я знаю. Посмотреть хочу.

Кел отыскивает в шкафу зеркало, перед которым стрижет бороду, вручает его Трей. Она усаживается с ним за стол и долго разглядывает себя, поворачивая голову так и эдак.

– Все еще можно узнать, поправит ли тебе врач губу, – говорит Кел. – Чтобы шрама не осталось. Скажем, что ты с велика упала.

– Не. Пофиг мне на шрамы.

– Это понятно. Но, может, потом передумаешь.

Кел счастлив: малая одаряет его полномасштабным взглядом “ну ты и недоумок”.

– Лучше пусть я выгляжу типа “отвали подальше”, чем красоткой.

– Думаю, с этим у тебя все путём, – заверяет ее Кел. – Тебе придется показаться людям на деревне. Пока синяки не сошли.

Трей резко вскидывается от зеркала.

– Не пойду я туда.

– Пойдешь, пойдешь. Кто б там ни велел твоей маме это сделать, надо показать, что она послушалась. Вот почему она тебя в основном по лицу: чтоб знали. Надо, чтоб тебя увидел тот, кто донесет.

– Типа?

– Если б я знал, – отвечает Кел. – Сгоняй к Норин. Купи хлеба или чего-то. Дай ей хорошенько на тебя полюбоваться, ходи так, будто у тебя все болит. Уж от Норин-то разлетится по округе.

– У меня денег нет.

– Я тебе дам. Можешь принести хлеб сюда.

– У меня по правде все болит. Я так далеко не дойду.

Малая мятежно хохлится. Все в ней противится тому, чтоб выносить семейный сор к Норин.

– Малая, – говорит Кел, – ты хочешь, чтобы они вернулись и дожали?

Через секунду Трей отодвигает зеркало.

– Ясно, – говорит она. – Ладно. Только можно завтра?

Кел улавливает воронку усталости у нее в голосе и чувствует себя злодеем. Только потому, что малая по-прежнему хорохорится, он сдуру подумал, будто она целее, чем это сейчас вообще возможно.

– Ага, – говорит. – Конечно. Завтра вполне. Сегодня отдыхай.

– Можно я тут останусь?

– Конечно, – отвечает Кел.

Он сам крутил в голове варианты, как ей это предложить. Дони оказался бы балбесом эпических масштабов, если бы побежал к Остину ныть насчет их с Келом разговора, но Кел давным-давно усвоил: это ошеломляющее чудо природы – человеческую тупость – недооценивать нельзя никогда. А если вдруг случайно Остин все же имеет пригляд за Дони и Кела засекли, каждое слово их с Дони беседы уже известно. Кел вспоминает типов вроде Остина, которых знавал прежде, думает о том, что́ они способны вытворить с Трей, если им приспичит отыграться. Пока он не разберется как следует, что к чему, малая остается здесь.

Трей зевает, внезапно и вовсю, не обеспокоившись прикрыть рот.

– Я в хлам, – говорит она растерянно.

– Это потому что у тебя все болит, – объясняет Кел. – Тело расходует прорву энергии на выздоровление. Через пару минут мы тебя уложим.

Берет молоток, гвозди, стул и брезент, тащит все это к окну спальни. Трей идет за ним и падает на постель, будто кто-то подрезал ей жилы.

– Меня разок отлупили, когда мне было как тебе, – говорит Кел. Забирается на стул и прибивает брезент над окном.

– Мамка вас так?

– Не, – говорит Кел. – У мамы сердце было самое мягкое на весь город. Она бы и комара не пришлепнула.

– Папка?

– Не. В нем злобства тоже не водилось. Отец, когда объявлялся, привозил мне игрушечные машинки и конфеты, маме нашей – цветы, показывал мне карточные фокусы, пару недель был дома и уезжал опять. Нет, двое парней в школе. Я даже не помню с чего. Отделали хорошенько, правда. Два сломанных ребра, а лицо было как гнилая тыква.

– Хуже моего?

– Примерно так же. Больше синяков, меньше крови. Крепче всего я, правда, запомнил, до чего был потом уставший. Чуть ли не целую неделю я только и мог, что лежать на диване, смотреть телик да лопать то, что бабуля подтаскивала. Когда больно, устаешь вусмерть.

Трей осмысляет.

– Вы им сдачи дали? – спрашивает. – Парням, которые вас отлупили?

– Ага, – отвечает Кел. – Чуть погодя, потому что надо было вырасти и стать таким же здоровенным, как они, но в итоге все удалось. – Слезает со стула, дергает за брезент. Держится. – Вот. Теперь не придется прятаться в уборной, если кто-то объявится. Отдыхай на всю катушку. – Малая зевает еще раз, трет кулаком здоровый глаз и заматывается в простыни. – Спи крепко, – говорит Кел и закрывает за собой дверь.

Спит она четыре часа. Кел обдирает во второй спальне обои в неспешном, ровном ритме, чтоб без всяких случайных шумов. Пыль вьется и мерцает в солнечном свете, косо скользящем в оконные стекла. Среди сжатых полей перекликаются овцы, запоздалая стая гусей поднимает далекий гомон. Никто никого не ищет.

Голод все же выгоняет Трей из постели, Кел делает им сэндвичи с арахисовым маслом, после чего запирает Трей, чтобы сгонять в город. Даже если Дони позвонил Остину тут же, вряд ли это окажется в списке приоритетов Остина достаточно высоко, чтобы бросаться действовать, но Кел все равно хочет вернуться домой засветло. Выкатывается к воротам, и дом, приземистый и невозмутимый среди заросших полей во владениях Кела, оттененный бурым мазком гор на горизонте, кажется очень далеким от всего на свете.

По дороге он звонит Лене.

– Привет, – говорит. – Как там собаки?

– Мировецки. Нелли мне в наказание изничтожила всего одну мою туфлю, но и та старая. – Из трубки доносятся мужские голоса, где-то разговаривают. Лена работает. – Как Трей?

– Нормально. Ее слегка потряхивает, но все получше. Сами как? Ломота отпустила?

– В смысле, – говорит Лена, – удалось ли мне забыть о ней покрепче, чтоб я по второму разу согласилась?

– Ну, и это тоже, – говорит Кел. – Малая хочет остаться у меня еще на одну ночь. Сможете мне подсобить? Если я матрас добуду?

Через миг он слышит от Лены звук, какой может быть и смехом, и раздраженным вздохом, и тем и другим.

– Взяли бы щенка сразу, – говорит она. – Меньше хлопот вышло б.

– Всего одна ночь. – Кел почти уверен, что так оно и будет. Затягивать с этим он себе позволить не может. – Берите Нелли с собой, если хотите. Остальная ваша обувь сохраннее будет. – Насчет того, что чуткие уши бигля могут оказаться кстати, он не заикается, хотя уверен, что Лена смекнет и сама.

Мужские голоса затихают – Лена от них удаляется. Говорит:

– Только на одну ночь. Если матрас добудете.

– Как раз за ним еду, – говорит Кел. – Спасибо. Если понадобится вас выручить, вы знаете, к кому обращаться.