Оксана Обухова - Плюшевый оракул

— Семь миллионов и даже немного больше, — кивнул. — Рублей.

— Нет, блин, долларов! — язвительно фыркнула дуреха. — Кто за краденый брильянт тебе доллары отвалит? Его ж носить нельзя!

— Мой — отвалит, — спокойно подтвердил специалист.

Руки поварихи медленно выползли из подмышек. Она подалась вперед и облизала губы… Глаза, на мгновение блеснув недоверчивостью, уподобились поблескивающим под ночным фонарем лужицам. Фонарь освещал знаменитое Поле чудес в Стране дураков.

«А еще сказала, из сказок давно выросла». Котов усмехнулся ассоциативной связи с Карабасом-Барабасом. Вытянувшееся личико фантастической жадины стало единственной приятной картиной за последние несколько дней. Вор прямо-таки наслаждался.

А Веронике, честно говоря, актерствовать и не пришлось. Она отлично помнила уверения Окунева: продать «сильфиду» сложно. Найти покупателя на краденый поименованный бриллиант практически невозможно, если только за бесценок отдавать.

А потому, храбро увеличивая цену с пяти до семи, Вероника не сомневалась, что смутит «курьера» и заставит его задуматься о торге с умной Лорхен! О «немного больше» она добавила на всякий случай, лишь заметив промелькнувшее в глазах «курьера» несомненное ехидство.

— Реально… в долларах? — уточнила Полумятова.

— Реально. — «Курьер» скупо улыбнулся. — И я готов поделиться. Миллиона тебе хватит? Для ровного числа.

— Кофе хочешь? — в свою очередь спросила Вероника.

Вор стал первым за долгие годы мужиком, отказавшимся от предложения.

Настенные часы в обрамлении золотистых лучиков отсчитывали третий час знакомства Вероники с жутким гостем. Пистолет «курьер» давно засунул за пояс джинсов, за спину, но менее пугающим от этого не стал. Он намертво приклеился к окну, сквозь боковую щелку в шторах наблюдал за окрестностями.

Его молчание — пугало. Вероника беспокойно ерзала по дивану, искала темы для беседы и отчаянно боялась, что «курьер» попросит включить телевизор. В криминальных новостях могут вот-вот объявить о возвращении «сильфиды» Сальникову и успешном задержании целой банды крадунов. Ника старалась не воображать реакцию курьера на это известие. По ее мнению, он попросту ее пристрелит и смоется. Пока она жива лишь потому, что вор уверен — в полицию сообразительная мадемуазель ни ногой. У самой рыльце в пушку — подругу убили, а она о цацках ни гугу полиции.

И кстати, появление еще какого-то заинтересованного Барабаса сильно напрягает. Похоже, что в случае с вором-умником Окунев оказался прав. Первоначально. Если дополнительная троица воров образовалась с подачи Барабаса-Мориарти, то «курьер», кажется, о них знать не знает. Из его намеков следует, что он действительно одиночка, от помощи Барабаса отказывается и обещает все решить самостоятельно.

Что будет, когда он узнает из телевизора о существовании «конкурирующей организации»? И, не исключено, за этой квартирой или им самим продолжают следить еще какие-то барабасовы марионетки?

А если это так… то вдруг оставшиеся на свободе «конкуренты» столкнутся в подъезде со стягивающимся сюда спецназом, и, не дай бог, поднимется стрельба… Вор с перепугу выстрелит по заложнице?!

Ох! Страшно-то как. Лучше не думать и не комбинировать. Узел и без лишних комбинаций затягивается все туже и мудренее. Когда Вероника уже устала бояться тишины и неизвестности почти до обморока, вор обратился к ней с вопросом:

— Твоя Лариса приезжает с работы на машине?

Слава богу, ответ на этот вопрос Ника давно продумала.

— Не всегда. Если ей надо в магазин, то шофер довозит ее только до перекрестка.

Исчерпывающий, хотелось бы надеяться, ответ. Нике очень не хотелось развивать тему и что-то придумывать. Служебную тачку, например.

Вор снова замер, в гостиной опять раздавалось только надоедливое, бьющее по нервам тиканье часов. Дабы отвлечься, Вероника попробовала разложить немудреный пасьянс. Но даже руки толком не получилось занять, пальцы подрагивали, карты разлетались. В голове продолжал царить панический сумбур, напополам с мольбами: «Господи, ну хоть бы Лорхен догадалась попросить Нору мне перезвонить! Придумала какой-нибудь сигнал, что ли… Мол, все в порядке, я действую, решаю, МУР и Окунев подсоединились…»

Котов все-таки заметил ее лихорадочное состояние и трясущиеся пальцы.

— Расскажи что-нибудь о себе, — скорее приказал, чем попросил.

— Да что рассказывать, — устало буркнула кондитер. — Родилась, училась, теперь вот работаю… маму с папой люблю… Они у меня знаешь какие замечательные! Я у них единственная дочь…

— О бабушке расскажи, — перебил вор. Он догадался, что девочка сейчас начнет давить на жалость и вышибать слезу. — О той, что гадать научила.

— Да это и не моя бабушка, — вздохнула Вероника.

— Все равно расскажи.

Ника собрала в кучу расползающиеся от страха мысли. И заставила себя заговорить. Все ж лучше, чем включенного телевизора бояться.

— Лето тогда выдалось дождливым… — приступила.

Лето в тот год и вправду выдалось рекордным по осадкам. Дело было в начале нулевых, профкомовские, бывшие пионерские, лагеря еще во множестве стояли с заколоченными домиками. Родители не сумели никуда пристроить Веронику и отправили ее к дальним родственникам в деревню, под Воронеж.

А в настоящем селе, надо отметить, десятилетняя Ника очутилась впервые. Не в дачном поселке с шестью нарезанными сотками, где повсеместно торчат задницы огородниц-горожанок, потративших уик-энд не на неспешные велосипедные прогулки, а на торопливую прополку свеклы. Веронику привезли в огромную деревню с шикарными яблоневыми садами, с могучими, уверенно плодоносящими вишнями и сливами. В просторный дом, где за печкой распевал ночами неунывающий сверчок. В итоге надоевший так, что Вероника начала на него охотиться вместе с троюродной сестренкой Леночкой.

Весь первый летний месяц детвора плескалась в ручье, который куры перейдут, синоптики обещали продолжение жары, и только соседская бабушка Елизавета уверенно пророчила: «Зима была теплой, значит, летом холодов ждем. Природа-матушка, ребятушки-козлятушки, все-все уравновесит». Но школяры-«козлятушки» верили прогнозам образованных людей. Когда баба Лиза напророчила: «Эх, если на Мефодия дождь, то после сорок дён лить будет. Считай, пропало лето», никто из них опять ей не поверил. Все, разумеется, надеялись на лучшее. Какой еще Мефодий? Дичь старозаветная.

Но «дичь старозаветная» сработала на сто процентов, в отличие от образованных людей: дождь шпарил не переставая. И похолодало. Девчонки в резиновых сапогах и шерстяных носках шастали из дома в дом, из гостей в гости. А чаще всего собирались в просторной горнице на пироги у бабы Лизы, имевшей восемь внуков и трех правнучек.