Ирина Лобусова - Гранатовый дом

Емельянов хорошо запомнил свой первый визит в тюрьму, когда он был еще молоденьким опером. Тогда его начальник, посмеиваясь, произнес фразу, смысл которой Емельянов понял только годы спустя. Начальник сказал следующее: «Тюрьма — это место, где сидят невиновные люди». Емельянов тогда обалдел: как так? Все же сплошные воры, насильники, убийцы, бандиты, вину которых доказал суд! А начальник, снова посмеиваясь, объяснил: ни один заключенный в тюрьме никогда не скажет, не признается, что он виновен. Все они с пеной у рта будут утверждать, что попали в тюрьму случайно, что их подставили, что обстоятельства так сложились, что его осудили за чужую вину, злой судья впаял огромный срок ни за что, в общем, дальше по схеме… И из этого надо сделать только один вывод: заключенным, то есть уголовникам, верить нельзя. Это люди, которые заведомо никогда не будут говорить правду. А раз так, никогда нельзя спрашивать заключенного: виновен он или нет. Нужно сразу понимать, что виновен.

Все это Емельянов понял лишь позже, насмотревшись на таких и наслушавшись тех, кто потом отправился отбывать наказание в одесскую тюрьму, да и в другие.

И вот сейчас он ехал в тюрьму, чтобы побеседовать с «абсолютно невиновным человеком» — бандитом, который должен был получить срок за разбойные нападения с телесными повреждениями средней тяжести. Звали этого бандита Крапива, ну как звали — такой была его кличка, и был он самым близким другом Кашалота, и предполагалось, что знает о нем все.

По многим эпизодам они проходили вместе, но Крапиву взяли раньше. Так как дел на него скопилось выше головы, его отправили не в СИЗО, а прямиком в тюрьму на Люстдорфской дороге, так как там охрана была лучше (иногда тайком практиковалось и такое). Светило ему от 5 до 10 лет.

На Люстдорфской дороге Крапива находился уже месяц, когда в руки Емельянову попался неуловимый Кашалот.

Его необъяснимая смерть настолько потрясла опера, что он решил разобраться в этом. Константин был настроен очень решительно — ему во что бы то ни стало надо было разгадать эту загадку.

Смерть Кашалота означала, что в его истории существовали какие-то обстоятельства, о которых Емельянов либо не знал, либо оставил их без внимания. А в оперативной работе это было хуже всего. Такой прокол не только мог нанести урон его профессиональной репутации, но и подрывал его веру в себя. А вот этого Емельянов уж никак не мог допустить.

Поэтому он понимал, что в его же интересах было выжать о Кашалоте всё до последней капли. А кто мог дать более точные ответы, чем его друг Крапива? Тот знал о жизни Кашалота очень многое, и Емельянов был готов получить эту информацию любым способом.

Обдумывая все это, Константин наконец очнулся и увидел, что трамвай поравнялся с кладбищем. Значит, скоро выходить.

Это кладбище было еще одним мистическим местом Одессы, которое рождало массу преданий и легенд. Сам Емельянов слушал их с интересом, однако всем любителям мистики кое-что рассказать и сам мог.

Однажды он четыре ночи подряд ночевал на кладбище — находился в засаде, дожидался вора, который устроил тайник в одной из старинных часовен как раз на этом Втором Христианском кладбище.

Емельянов устроился на могиле поблизости, прямо напротив склепа. В первую ночь ему было так страшно, что зуб на зуб не попадал. Однако ни одного призрака он не заметил, хоть и не заснул ни на секунду.

На вторую и уж тем более на третью ночь Константин бояться перестал. На кладбище было очень тихо, зато сыро и холодно. Холод шел от влажной земли, пронизывая все его тело до костей. Он сильно замерз, однако ничего страшнее бродячей собаки, которая рылась в мусорной куче и от страха зарычала, а затем убежала в неизвестном направлении, так никого и не встретил.

Ну а на четвертую ночь ничего не подозревающий вор был взят с поличным. Вот он-то как раз и остолбенел от ужаса, приняв прыгнувшего на него опера за призрака. Но тот быстро вернул ему дар речи, нацепив наручники и запихнув в служебную машину, которая отправилась прямиком в отделение.

Так что кладбища Емельянов не боялся, как не боялся и тюрьмы. За те четыре ночи он усвоил очень важный урок: бояться надо не тех, кто лежит под землей, а тех, кто по ней ходит. Бояться надо не мертвых, а живых. А вот мертвые неопасны: они тебе в спину не выстрелят.

Циничный ум Емельянова всегда старался найти во всем практический, здравый смысл. Но снова ночевать на кладбище Константин не стал бы из-за холода: тогда он очень сильно простудился. И в полной мере ощутил, что это гораздо страшней, чем привидения.

Вспомнив ту давнюю эпопею и поневоле улыбнувшись, Емельянов вышел из трамвая и направился к тюрьме.

Когда Крапиву вводили в комнату для допросов, он по привычке хорохорился, задирал охранников, но, увидев, кто сидит перед ним, враз погрустнел. Репутация Емельянова была хорошо ему известна, и, хоть поймал его не он, Крапива прекрасно знал, чего можно ожидать от этого опера. К тому же он сталкивался с Константином и по другим эпизодам.

— Приветики, гражданин начальник, — грустно поздоровался Крапива, с тоской в глазах глядя на Емельянова. Дерзкий его тон слетел, задирать охрану он перестал.

К удивлению опера, диалог у них завязался довольно быстро. Емельянов предложил Крапиве за информацию кое-какие поблажки в режиме, и тот довольно быстро согласился.

— Эх, Кашалот… Какая жизнь… — протянул он, и Константин, умеющий читать по лицам, увидел, что вор искренне тоскует по погибшему другу.

— Откуда узнал? — прищурился Емельянов и так прекрасно знающий ответ на этот вопрос, но желающий проверить искренность Крапивы.

— Гражданин начальник, судебная почта-то как работает? Вам ли не знать? — ответил Крапива без улыбки.

— Кто передал бритву? — в лоб спросил его Емельянов.

— Без понятий. Знал бы — все б сказал, шоб того суку вы за горло… Это ж какой падлой надо быть… — вздохнул Крапива.

— И кто эта падла? — усмехнулся Емельянов.

— Та, шо моего кореша убить задумала! Понятия не имею!

— Или та, что бритву передала? — додал в тон опер.

— Бритву передал тот, кто задумал кореша моего порешить, — вздохнув, мрачно произнес Крапива. — Выйду — найду и порву суку.

— А может, он сам надумал? — Константин не сводил с вора пристальных глаз. — Ну, может, причины какие были?

— Не было у него причин, — Крапива смело выдержал его взгляд. — Мне ли не знать! Он жить хотел. Тем более, причина у него была.

— Так. А вот с этого момента поподробнее, — насторожился Емельянов.

— Ладно, скажу, — кивнул вор. — Никому другому не сказал бы, но тебе скажу. Знаю, что не ты кореша моего довел. Ты мужик серьезный. Может, и раньше меня найдешь эту суку и заставишь ответить… Так вот… Баба у него была.