Ирина Лобусова - Гранатовый дом

А еще в развитии народного хозяйства СССР стала обнаруживаться тенденция к заметному снижению темпов роста национального дохода. Говоря сухим языком: прирост национального дохода не обеспечивал ни требуемых темпов роста жизненного уровня народа, ни интенсивного технического перевооружения производства.

Эффективность используемых сырьевых ресурсов была крайне низкой. Говорить об отставании от Запада в развитии отраслей науки вообще не приходится — положение в вычислительной технике в те годы можно охарактеризовать одним словом: «катастрофическое».

ЭВМ — электронно-вычислительные машины — выпускались на устаревшей элементной базе. Они были ненадежные, дорогие и сложные в эксплуатации, у них была слишком маленькая оперативная и внешняя память. А надежность и качество периферийных устройств вообще были несравнимы с массовыми западными. По всем показателям эта научная отрасль СССР отставала от западной минимум на 15 лет. И разрыв, отделяющий страну советов от мирового уровня, стремительно возрастал.

Очень скоро СССР оказался в состоянии, когда не только не мог копировать западные прототипы, но и вообще был не в состоянии даже следить за мировым уровнем развития…

Хронической серьезной проблемой в стране оставалось недостаточное обеспечение населения продуктами питания, несмотря на большие капиталовложения в сельское хозяйство. Все чаще практиковалась принудительная отправка горожан — студентов, преподавателей, инженеров, рабочих заводов — на сельхозработы и значительный импорт продовольствия.

Колбаса… она стала одним из самых знаменитых символов советского общества. И надо сказать, что этот продукт был очень точно выбран. Не хлеб, не картошка, не селедка — именно колбаса. Все просто: колбаса удовлетворяла одну из самых массовых потребностей населения, ее чаще всего покупали, и возможность ее купить стала казаться действительно каким-то реальным порогом благосостояния. А в СССР купить недорогую и качественную колбасу было проблемой. А если для широкой массы людей покупка колбасы становилась проблемой, то было ясно, что это абсолютный тупик в развитии страны и во власти…

Втором символом советского времени стало слово «дефицит», означающее невозможность купить какой-то товар. Дефицитом стало практически все.

Товарный дефицит, проявляясь в тех или иных сферах в определенные периоды истории существования СССР, сформировал так называемую «экономику продавца». Что это означало: и производители, и система торговли в целом в условиях планового хозяйствования и отсутствия конкуренции не были заинтересованы в качественном сервисе, в своевременных поставках, в каком-то привлекательном дизайне, в поддержании высокого качества товаров… Поэтому понятно, что из продажи начали исчезать самые обычные товары первой необходимости. И не первой тоже…

Это относилось не только к производству товаров массового потребления, так называемому «ширпотребу», но и в значительной степени к крупному промышленному производству, например, автомобилестроению, где фактически весь период «свободной торговли» ее продукцией проходил в условиях строго лимитированных и нормируемых рыночных фондов. Говоря по-простому: ну кто тогда вот так запросто мог купить автомобиль?

Один из главных людей государства — Алексей Косыгин прекрасно понимал, что одним переходом от территориального принципа управления к отраслевому преодолеть негативные тенденции в развитии экономики не удастся. В основе его подхода к руководству народным хозяйством лежала идея о необходимости дополнения административных рычагов элементами рыночной экономики. Новый курс был обозначен в 1965 году решениями Мартовского и Сентябрьского пленумов ЦК КПСС.

В этом новом курсе был намечен ряд мер, которые позволяли бы реформировать сельское хозяйство, усилить материальную заинтересованность колхозников и работников совхозов в росте производства.

План обязательных закупок зерна государством был снижен и объявлен неизменным на предстоящие 10 лет. Закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию повышались в 1,5–2 раза. Сверхплановые закупки осуществлялись по завышенным ценам — примерно 150 % к основной цене. Снижались цены на технику и запчасти. С колхозов и совхозов списывались долги государству. Уменьшались ставки подоходного налога на крестьян. Количество устанавливаемых для хозяйств отчетных показателей ограничивалось. В пределах государственных заданий хозяйствам предоставлялась полная самостоятельность планирования производства…

И эти меры действительно принесли колхозам и совхозам выгоду уже в 1965 году. За сданную продукцию они выручили почти на 15 % больше.

Обосновывая необходимость восстановления отраслевого принципа управления в промышленности, А. Н. Косыгин подчеркивал, что речь идет не о простом восстановлении министерств, а о сочетании централизации руководства с расширением хозяйственной самостоятельности предприятий.

Добиться этого предполагалось путем сокращения обязательных плановых показателей с 30 до 9. Главным показателем работы предприятий вместо объема валовой становился объем реализованной продукции, ставивший производителя в непосредственную зависимость от спроса. Заработная плата определялась уровнем рентабельности, прибыли, перевыполнения планов… Понятно, что этим достигалась большая заинтересованность производителей в результатах своего труда.

В октябре 1965 года были созданы 11 общесоюзных и 17 союзно-республиканских министерств, утверждено Положение о социалистическом государственном производственном предприятии, где определялись новые права и обязанности предприятий.

Работа по-новому позволила успешно начать выполнять Восьмой пятилетний план — с 1966 года по 1970-й. Уже в 1968 году выпуск промышленной продукции увеличился почти на 50 %, и началось приостанавливаться падение среднегодовых темпов роста промышленного производства.

Однако, к сожалению, очень скоро у политического руководства страны интерес к каким-либо реформам пропал. Брежнев прекрасно осознавал неустойчивость положения в стране, поэтому произнес знаменитые слова: «Да вы что, какие реформы. Я чихнуть даже громко боюсь. Не дай бог, камушек покатится, а за ним лавина… Экономические свободы повлекут хаос. Такое начнется. Перережут друг друга».

В таких условиях среди интеллигенции, или интеллектуальной элиты, как очень не любили называть этот определенный класс в СССР, разбуженной «оттепелью», возникло и оформилось диссидентское движение, которое жестко подавлялось органами госбезопасности. Впрочем, масштабы его, как и политических репрессий, были небольшими. Число ежегодно осуждаемых по «антисоветским» статьям значительно уменьшилось. Если при Хрущеве сажали за анекдот или за просто пьяную болтовню, то при Брежневе — только тех, кто сознательно выступал против советской системы.