Гарольд Роббинс - Чужак

— Мистер Роджерс, — начал я.

— Вот твои деньги, Кейн, — сказал он и протянул мне пять долларов.

Я с трудом взял их, потому что едва двигался, и пересчитал.

— Но, мистер Роджерс, здесь только пять долларов, а я отработал три дня, и мне причитается семь.

— Я вычел два доллара за то, что ты разбил, — сказал он и повернулся ко мне спиной.

Я машинально сунул деньги в карман и побрел к выходу, но у двери обернулся.

— Мистер Роджерс, я не пьян, мне просто стало плохо.

Хозяин промолчал, но я видел, что он не поверил мне.

— Это правда, мистер Роджерс! — произнес я дрожащим голосом. — Мне стало плохо и…

— Если ты заболел, то все равно не сможешь работать, — сказал он и отвернулся. — И хватит об этом, у меня нет лишнего времени.

Я понял, что он все-таки не поверил мне. Миновав продавцов, я снял фартук и надел пиджак. Продавцы украдкой наблюдали за мной. Я проработал слишком мало, чтобы познакомиться с ними, но чувствовал, что они думают точно так же, как мистер Роджерс.

Я направился прямо домой. Я еще не совсем оправился, чтобы искать в этот день новую работу. Я чувствовал себя неловко, мне казалось, что прохожие удивленно разглядывают меня. Поднявшись к себе, я лег и так провел остаток дня. Есть мне совершенно не хотелось.

Утром я вышел из дома, но за целый день так и не нашел работы. Это повторилось и в следующие два дня. У меня осталось совсем мало денег, ел я уже один раз в сутки. К середине следующей недели я впал в отчаяние — работы не предвиделось, а в воскресенье мне надо было платить три с половиной доллара за комнату.

Я шел по улице, и меня вдруг осенило. Надо вернуться в Нью-Йорк. У меня там друзья, и город я знаю как свои пять пальцев. Друзья помогут мне найти родных. Вернувшись к себе, я собрал одежду: новые костюмы, которые купил несколько недель назад, и рубашки, кроме одной, — и уложил их в чемодан. Спустившись вниз, я сказал хозяйке, что к концу недели освобожу комнату. Я принялся искать ломбард и обнаружил его в конце Мэйн-стрит. Войдя внутрь, я выложил свои вещи на прилавок. Ко мне подошел пожилой мужчина в очках.

— Сколько я могу получить за это? — спросил я.

Мужчина осмотрел новые костюмы, потом меня.

— Ничего не выйдет, — сказал он. — Я не беру ворованные вещи.

— Дядя, — сказал я, — эти вещи не ворованные. Я купил их на прошлой неделе, но я потерял деньги и теперь вынужден продать их.

— Может быть, у тебя есть чек на них? — спросил он, продолжая сверлить меня взглядом.

Я вытащил бумажник и, отыскав там чек на костюмы, протянул его мужчине.

— Я дам тебе по пять долларов за костюм и по пятьдесят центов за рубашку.

— Помилуй Бог! Всего несколько недель назад я заплатил за эти костюмы по двадцать долларов, а ты предлагаешь мне пять.

— Дела идут плохо, — владелец ломбарда развел руками, — да и костюмы сейчас не больно-то покупают.

Я начал укладывать вещи обратно в чемодан.

— Подожди минутку, — остановил меня мужчина. — Ты хочешь продать вещи или заложить?

— Продать, и вместе с чемоданом, — сказал я, продолжая укладывать вещи. — Я же сказал, что уезжаю.

— В таком случае могу предложить тебе по семь с половиной долларов за костюмы, так как они мне не особо нужны, и два с половиной доллара за чемодан.

Мы сошлись на тридцати долларах и на синем рабочем комбинезоне. Я переоделся в задней комнате, отдал владельцу ломбарда костюм, который был на мне, и, выйдя на улицу, хорошо пообедал в ближайшем ресторане. Потом купил пачку сигарет и закурил. На обратном пути я чувствовал себя гораздо лучше. Поднявшись в комнату, я лег спать.

На следующий день рано утром я был на грузовой станции. Я направлялся домой — в Нью-Йорк.

Это было тяжелое путешествие. Таких, как я, едущих зайцем в товарном поезде, было много. Причины у всех были разные: одни пустились в путь без цели, это были люди без угла, которые просто-напросто слонялись по стране, другие имели цель добраться до дому или до нового места, где можно найти работу.

Они ничем не отличались от остальных людей, некоторые были добрые и старались помочь, некоторые злые и подлые. Но я не общался с ними, у меня были свои дела. Я часто менял поезда, слезал где-нибудь, проводил сутки в ночлежке, ел и снова отправлялся в путь.

Когда я проснулся в Хобокене, находящемся через реку от Нью-Йорка, у меня оставалось совсем мало денег, но это меня особо не волновало. Я знал, что не пропаду, раз уж я здесь.

От товарной станции до парома было четыре квартала. Когда я сошел с поезда, шел дождь, а когда добрался до парома, дождь перешел в обильный снегопад. Был поздний вечер, люди возвращались с работы. Перед паромом стояло несколько грузовиков, направлявшихся в Нью-Йорк. Я забрался в кузов одного из них и таким образом очутился на пароме.

Палуба дрогнула, раздался плеск воды о причал, и паром отвалил. Я вошел в салон для пассажиров, сел в кресло и выглянул в иллюминатор, пытаясь разглядеть Нью-Йорк, но мне это не удалось. Все, что я видел, — это белые хлопья снега, слепившиеся в большое белое одеяло между водой и небом.

Когда паром подошел к причалу, я увидел небоскребы и сияющие огни Нью-Йорка и почувствовал, что вернулся в родной дом. Только этот город и людей, живущих в нем, я мог воспринимать нормально. Я услышал звяканье цепей, раздвигающих ворота, и пошел вперед. Грузовики начали съезжать с парома, и я смешался с толпой, сходящей на причал. Мне было холодно, но я был слишком возбужден, чтобы обращать на это внимание. Синий сатиновый комбинезон был плохой защитой от непогоды, но я не думал об этом.

Паром причалил к Сорок второй улице. Я направился к Таймс-сквер и остановился на углу, словно зевака, впервые попавший в Нью-Йорк. Задрав голову, я смотрел на большое табло на Таймс-Билдинг, на котором светились слова: «Девятнадцать часов. Десятое февраля тысяча девятьсот тридцать второго года».

Я был голоден и зашел в кафетерий, где очень хорошо поел. Расплачиваясь за еду, я обнаружил, что у меня осталось около сорока центов. И все же я не волновался. Ночь я провел в дешевой гостинице за двадцать пять центов, так что утром я мог рассчитывать лишь на пятнадцать центов. Засыпая, я улыбался, говоря себе, что это мой город, в котором я смогу прожить даже без денег.

Когда я проснулся, снег все еще продолжал идти. Покинув ночлежку, я отправился на Шестую авеню в агентство по найму рабочей силы. На каждом углу я видел людей, которые стояли, подняв воротники пальто и надвинув на глаза кепки. Возле их ног лежали жестяные коробки, в которых были разведены небольшие костерки — над ними они грели руки, и корзины с яблоками, на которых была прикреплена табличка: «Купите яблоки у ветерана».