Мария Амор - Вкус Парижа

Справедливости ради мадам Паризо подчёркивала, что Марго Креспен, разумеется, совершенно вне подозрения: «Я позвонила ей домой немедленно после убийства. Человек ведь не может одновременно быть в двух местах, не так ли? Уверена ли я, что говорила с ней лично? Конечно! Мы знакомы много лет, я прекрасно знаю её голос и дословно помню наш разговор. Я разбудила её. А когда сообщила, что Ива-Рене ранили, Марго едва не потеряла сознание. Это известие просто убило несчастную, она с трудом могла говорить. Оно и понятно, даже если Люпон и променял её на эту русскую, она-то ведь всё ещё надеялась. Нет, что вы, у неё никогда не поднялась бы рука на него. Я же говорю вам, при всём своём желании она не могла убить его, потому что в это время была в Рамбуйе. Уж скорее я поверю, что стреляла эта новая пассия, мадам Воронин. Ив-Рене пользовался бешеным успехом, хотя сам, разумеется, был безупречным семьянином. Но эта Элен, знаете ли, она долго жила в этой дикой Персии, а там такие зверские нравы!»

Мадам Люпон отвечала на многословное сочувствие подруги с библейской кротостью – око за око, зуб за зуб: «Клэр Паризо? Она молодчина, не сдаётся: на голове и в сердце пожар, душа и перья трепещут. Вечно прекрасная дама глубоко постбальзаковского возраста. Не верит, что её лучшие годы остались в предвоенном регтайме. Напоминает мне ресторан, до позднего вечера настойчиво предлагающий свои зачерствевшие завтраки».

Марго благоразумно от интервью воздержалась. Но именно о ней французские газеты писали охотнее всего: ничто так не украшает убийство и не привлекает читателей, как история супружеской неверности и участие в преступлении молодой, красивой и опасной светской женщины. Впрочем, не чересчур молодой: дочери польского поэта Влодека Креспинского и Жанны Ламбер уже стукнуло тридцать. Да и красота по большей части состояла из расхожей загадочности и порочности: с разворотов холодно и надменно глядело сильно накрашенное жёсткое лицо в обрамлении чёрной причёски Клеопатры. Эта мода на всё египетское воцарилась в Париже благодаря находке гробницы Тутанхамона, а Марго Креспен была модной женщиной. Газеты представляли её в качестве фотографа, дизайнера внутренних интерьеров, натурщицы Пикассо и манекенщицы ведущих парижских домов «Агнес», «Мартиаль и Арманд» и «Люсиль». Её имя в прошлом связывалось с несколькими промышленниками, наследниками аристократических фамилий и множеством интеллектуалов. Но, как свиная кожа из-под стёртой позолоты, из-под блеска богемного времяпровождения просвечивал настойчивый, многолетний и неудачный матримониальный поиск.

У мадемуазель Креспен имелись причины для недовольства Люпоном. Полная пепельница, два бокала, а также два ключа в кармане смокинга указывали, что и эта её афера закончилась проигрышем. Вдобавок Клэр сболтнула ей, что Люпон явился в ресторан с другой женщиной. Марго не осталась равнодушной, она немедленно позвонила ему в ресторан. Напрашивался вывод, что она могла приехать и подстеречь обидчика. Но эта линия расследования никуда не приводила, потому что, как тонко заметила Клэр, Марго не могла одновременно быть в двух местах, а она не покидала своего дома. То же самое следствие установило и по поводу Одри. Сдавалось, что каждая из женщин Люпона могла поднять тираж газет, но ни одна не могла убить его. Вместо возлюбленных приходилось искать врагов.

В дверь кабинета стукнула Мартина:

– Доктор, вас к телефонному аппарату.

Тон медсестры прозрачно намекал, что звонки репортёров мешают работе госпиталя, что в её обязанности не входит бегать за мной и что для супруги врача из Отель-Дьё оказаться замешанной в скандальном убийстве является возмутительной небрежностью. Хотя последнее мне не нравилось даже ещё сильнее, чем Мартине, я всё же чувствовал себя слегка виноватым перед медсестрой.

Вежливый, хрипловатый женский голос на другом конце провода протянул:

– Добрый день, доктор Ворони́н. С вами говорит Марго Креспен, приятельница Ива-Рене Люпона.

Я узнал это характерное, тягучее, хриплое контральто. Именно этот голос в ночь убийства интересовался у меня о состоянии раненого.

– Я прочитала в газетах, что мой друг умер у вас на руках. Он был очень дорогим мне человеком. Я бы хотела встретиться с вами. Мне очень важно услышать о его последних минутах.

Я тоже был не прочь побеседовать с мадемуазель Креспен. Разумеется, не для того чтобы делиться последними минутами Люпона, а чтобы самому узнать что-нибудь полезное о нём и его окружении. Пусть Марго не могла убить его, но она могла знать, кто хотел это сделать. Например, Марсель Додиньи. Бульварная пресса подробно описывала непримиримую войну между ним и Люпоном – двумя специалистами по старинной мебели, причём Люпон неизменно торжествовал, а его оппонента никто не принимал всерьёз.

Я вздохнул, пошуршал для вида страницами газет, нерешительно предложил:

– Разве что прямо сегодня, в час. Всё остальное время я занят.

Она тут же согласилась:

– Хорошо. В час во «Фландрене».

Вежливые нотки из её голоса испарились.

В час дня я ждал любовницу Люпона на террасе одного из самых шикарных ресторанов Парижа. Оглядев обедающую публику и кинув взгляд на винную карту, я понял, что Марго взыскала немалую цену за встречу с собой.

На мне был двубортный костюм, брюки с отутюженными складками, стоячий воротник сорочки подпирал британский галстук. Но, несмотря на всё моё старательное великолепие, официанты безошибочно определили меня в качестве человека, не принадлежащего к своей избранной клиентуре. Я мог только надеяться, что не испорчу репутацию модной львицы. Вскоре к ресторану лихо подрулил жёлтый лимон маленького ситроена. Из него вышла женщина, которая могла быть только Марго Креспен.

Её появление было отмечено всеми завсегдатаями: светлый шёлковый брючный костюм эффектно подчёркивал узкие бёдра и свободу стремительных движений. Огромные очки с тёмными стёклами прятали глаза. Высокие скулы, чёткая линия подбородка и иссиня-чёрные резкие линии стрижки производили сильное впечатление. Даже орлиный нос придавал ей незаурядность.

Официанты моментально признали мадемуазель Креспен за достойный объект внимания. Марго окинула надменным взором террасу, задержала оценивающий взгляд на мне – она явно не знала, как выглядит доктор Воронин. Я приподнялся, жестом пригласил её к своему столу. Она подошла, села напротив и принялась откровенно рассматривать меня сквозь непроницаемо-тёмные стёкла. Я привык к тому, что парижанки задерживают взгляд на мужчинах, но под этим невидимым разглядыванием почувствовал неловкость. От Марго веяло новыми модными духами «Шанель №5» – тающим снегом, цитрусовыми и мускусом.