Елена Гордина - Роковые камни Аркаима [litres]

– Богдан! – Егор Змееборец властно зашел в землянку и огляделся, но кузнеца там не было. – Богдан! – крикнул он еще громче. – Ты где?

Харитон, не дожидаясь ответа, пошел к конюшне и потащил следом за собой Любаву.

– Богдан!

– Чего орете? – Кузнец сидел за большим столом, сжав голову руками. Перед ним стояла чарка с бормотухой, из которой он время от времени делал огромные глотки. – Аж голова трещит от ваших воплей!

Егор Змееборец снял меховую шапку и бросил ее на стол:

– Налей и мне! – обратился он к кузнецу.

Богдан молча пододвинул к нему чарку с бормотухой:

– Да бери, коль не побрезгуешь. – Кузнец поднял голову и увидел Харитона и Любаву, которые застыли у входа. – А вы чего пришли? Что надо?

– Странно, – Егор Змееборец отхлебнул бормотухи, – странно ты говоришь! Жена домой вернулась, а ты ей – чего пришла? Странно, ох как странно.

– Какая жена? – Глаза у кузнеца налились кровью. – Ты, что, сучий сын, насмехаться над моим горем пришел? – взревел Богдан и потянулся за каменным топором, лежавшим чуть поодаль. – Умерла моя жена при родах! И ты знаешь это!

Любава в ужасе закрыла глаза, она поняла, что ее смерть неминуема, а вот Егор Змееборец даже не шелохнулся, он сделал еще один глоток из чарки и продолжил:

– Да я не о Настасье сейчас говорю, а о новой твоей жене!

Любава, кажется, даже перестала дышать, она в страхе ждала развязки.

– О какой новой жене? – Богдан был пьян, но не настолько, чтобы вообще ничего не соображать. – Нет у меня…

Но Любава не дала ему закончить фразу, она вышла из оцепенения, вырвалась из цепких рук Харитона и подбежала к Богдану.

– Обо мне он говорит! – Любава залилась слезами. – Муж, мой дорогой муж, да как же так, как же ты не помнишь, как поднимались мы с тобой на гору Любви, и поженила нас Цыба тогда со словами: «Живите долго и счастливо». Как же ты не помнишь, как ночевала я у тебя, так как жена я твоя теперь, и что ношу я твоего ребенка под сердцем! Как же ты не помнишь этого, муж мой любимый? – Любава плакала по-настоящему, потому что именно сейчас, в этот момент решалась ее судьба, и она это понимала.

Богдан смотрел на нее долгим, мутным взглядом и молчал, молчали и Егор Змееборец с Харитоном. Наконец кузнец притянул чарку к себе, допил бормотуху и тихо произнес:

– Помню, как ночевала у меня, помню, как… – Богдан осекся, словно понял что-то, посмотрел на Егора Змееборца и Харитона, застывших в ожидании, и произнес: – да, я помню, как Цыба назвала нас мужем и женой и, конечно, помню, что ты носишь моего ребенка.

– Ах, вот как… – разочарованно произнес Харитон, – ну, тогда и разговаривать не о чем.

– Ну, здесь, наверное, да, – Егор Змееборец встал с лавки и надел шапку, – но теперь надо найти кого-то для жертвоприношения, а у меня нет ни одной здравой мысли.

Мужчины молча вышли из конюшни, оставив наедине Любаву и Богдана. Любава боялась поднять на кузнеца глаза, просто села на лавку и молчала.

– Ну, значит, ты им все наврала, – наконец произнес Богдан, – я так понимаю, они хотели принести тебя в жертву богу Ярило?

– Да, – кивнула Любава, – у меня не было другого выхода. Егор Змееборец пришел ко мне с Харитоном, они так и не нашли Цыбу, поэтому…

– Решили принести тебя в жертву богам, – закончил за нее фразу Богдан.

Он помолчал, молчала и Любава.

– Ладно, бог с тобой. – Богдан тяжело поднялся, покачнулся и оперся руками на стол. – Мне после смерти Настасьи нужна хозяйка в доме: убрать, приготовить, летом будут сенокосы и сборы лечебных трав. Но ты меня не волнуешь, и поэтому предаваться любви с тобой я не стану. Поняла?

– Поняла. – Любаву покоробило, что Богдан оттолкнул ее как женщину, она считала себя вполне привлекательной, но другого выбора сейчас у нее не было. Или умереть, или принять унижение и согласиться. И она выбрала второе.

– Тогда иди в дом и приготовь мне поесть, – буркнул Богдан, – да, и еще, ночевать ты будешь в своей хижине, где жила с Цыбой, а рано утром приходить ко мне и выполнять все обязанности жены, поздно вечером уходить к себе. Поняла?

– Поняла. – Любава поспешила убраться с глаз долой, Богдан был пьян и в плохом настроении. Она поспешила во двор, чтобы поскорее приготовить похлебку. Разделывая вяленую козлятину и срезая подгнившие места с моркови, Любава напряженно думала над ситуацией, в которой оказалась. С одной стороны, все произошло как нельзя лучше: Богдан подтвердил ее ложь и тем самым защитил ее от неминуемой гибели, а с другой стороны, она попала в очень скверную историю. Ей придется изображать жену, при этом ею не являться, а это значит, что у нее никогда не будет детей, словно Цыба ее прокляла.

– О боги! – До Любавы только что дошло, что она сказала Егору Змееборцу, что она беременная, а это значит, что через некоторое время, ближе к следующей зиме, ей надо будет родить ребенка. Но Богдан ясно дал ей понять, что отношения между ними как между мужем и женой невозможны, поэтому и на беременность, тем более скорую, рассчитывать явно не приходится. И что же делать?

Любава поставила похлебку на огонь и глубоко задумалась, получается, что до лета у нее есть время, под шкурами и многослойными одеждами отсутствие живота не заметят. Ну, а когда придет жара и надо будет раздеться до платья, тогда придется уходить. Вот только куда ей идти и как жить дальше, Любава просто не представляла, знахарка ей говорила, что где-то есть еще племя, но оно находится очень далеко, да и как его найти?

Цыба в таких ситуациях, когда не знаешь, что делать дальше, советовала обращать внимание на знаки, якобы через них боги общаются с людьми. Любава решила быть повнимательней, и у нее еще было время, чтобы приготовиться к побегу, поэтому пока она успокоилась.

До конца каникул, обернувшихся для Лизы настоящим кошмаром, еще оставалась уйма времени, а она не знала, чем себя занять. Категорически не хотелось выходить из дома, особенно после очередной шокирующей новости о том, что в ее доме девочку отравили. Лиза переваривала эту информацию уже два дня и все никак не могла смириться с мыслью, что в ее доме, в том самом доме, где были и ее дети, кто-то (кто?) посмел убить маленького ребенка. Специально. Кристина была самой обычной девочкой, веселой, временами капризной, но чаще доброй и отзывчивой, и кому только в голову могла прийти идея от нее избавиться? Лиза крутила эти мысли в голове круглые сутки, пыталась и так, и эдак понять или хотя бы предположить, как такое могло случиться, но все было бесполезно. Катерину и Ивана она знала десять лет, да и родители они Кристинины, значит, подозрения с них снимались автоматически. Оставались Настя и Никита, потому что этих ребят она видела впервые, и какое бы хорошее впечатление они ни производили, кроме них, заподозрить в таком жутком деле было больше некого.