Татьяна Бочарова - Генетическая ошибка [litres]

– Вот насчет этого я и хотел поговорить. – Он жестом фокусника извлек из внутреннего кармана пиджака аккуратный белый конверт и протянул его мне.

Ну так и есть. Решили действовать наверняка – в самом деле, зачем давать деньги Гальпериным, не проще ли на них же подкупить следователя? И все будет шито-крыто. Я смотрел на Марининого мужа. Там, в темноте, на улице, я не мог как следует его разглядеть. Но здесь, в комнате, при ярком свете люстры, он был у меня как на ладони. Высокий, плечистый, с гордым, породистым профилем и слегка надменным ртом. Они с Мариной отлично смотрелись рядом – оба красивые, холеные, подтянутые, со вкусом одетые и причесанные.

Поскольку я молчал, он повторил:

– Возьмите, это вам.

– За что?

– Ну как, за что? Вы же понимаете. – Он сделал попытку пристроить конверт прямо мне в руки. Однако я не шевельнулся.

– Пожалуйста, Владимир Петрович. Моя жена должна остаться на свободе.

Весь его вид выражал уверенность в том, что он поступает правильно. Что только так и можно поступать в данном случае.

– Как Марина Владимировна может остаться на свободе, если по ее вине погиб человек?

Он сморщился, как будто съел незрелую сливу. Нетерпеливо закинул одну длинную ногу на другую.

– Давайте мы сейчас не будем обсуждать, кто и как погиб. Я не за этим сюда пришел.

– Понимаю. Вы пришли дать взятку должностному лицу. Верно?

Интересно было наблюдать за его лицом. За тем, как с него клочьями слезают уверенность и надменность. Именно клочьями, как расползаются на небе облака от сильного ветра. Они сползали, обнажая бессильную ярость и страх. Он понял, наконец, что я откровенно издеваюсь над ним, понял и почувствовал себя идиотом.

– Ну зачем вы так… – Голос его, лишенный повелительной интонации, превратился в петушиный юношеский тенорок. – Зачем так буквально. Я же от чистого сердца…

– От чистого сердца нужно было идти к жене Гальперина. Давно нужно было идти. Она кормит детей одними макаронами и считает сосиски. А мне ваши деньги ни к чему.

Я встал, давая понять, что разговор окончен. Он тоже поднялся. Он был на голову выше меня, но в этот момент казался гораздо ниже, может быть, потому, что сильно сутулился. Судорожным, неловким движением он сунул конверт обратно за пазуху.

– Вы еще пожалеете! Я найду на вас управу! Я пожалуюсь вашему начальству!

Все это он произносил сиплым и злым полушепотом, боком пробираясь к двери.

– Зря ругаетесь, – спокойно бросил я ему вслед. – Я ведь могу новое дело завести. О даче взятки.

Дверь оглушительно хлопнула мне в лицо. Я представил себе, как Красников нервным, широким шагом пересекает двор, садится за руль своего автомобиля, отчаянно крутит стартер, на скорости с визгом выезжает из двора и звонит Марине.

Она, наверное, сидит дома и ждет его. Волнуется. Ведь он обещал, что все устроит наилучшим образом. Она верит ему. Верит, что он самый умный и сильный и всегда знает, как правильно поступить. Сама-то она понимает, что виновата. Я это отлично разглядел. В глубине души она себя казнит гораздо больше, нежели это сделаю я или суд. Он, Красников, ворвется в квартиру, как ураган, будет кричать, обзывать меня самыми бранными словами. Она станет его успокаивать, говорить, чтобы он не нервничал, усадит за стол, накормит вкусным ужином, и он скиснет и потухнет. Потом они лягут спать, и он совсем успокоится, будет вдыхать нежный аромат ее прекрасного молодого тела, трогать его со всех сторон, наслаждаться…

Я так ясно нарисовал себе эту картинку Марининого вечера, словно видел ее на самом деле…

Смешно. Какое мне дело до этих Красниковых? Таких, как они, пруд пруди. Сытые, надменные, считающие себя хозяевами жизни. А кто-то, как Гальперины, ютится в однушке, под ЛЭП, болеет и погибает под колесами их автомобилей. Кто защитит их, если не я?

Я не спеша прошел в кухню, включил чайник, затем снял рубашку и брюки и отправился в душ.

– Это какой-то законченный идиот! Ему нравится издеваться над людьми, унижать их. – Сергей сидел за столом, обхватив руками голову. Глаза его сверкали гневом. – И он совершенный ортодокс! Совершенный!

– Да, Алексей Михайлович именно так его и называл, – грустно проговорила Марина. – Он знал, что все бесполезно.

– Да что он мог знать, твой Алексей Михайлович? – взорвался Сергей. – Что ты заладила: знал, знал. Тоже мне, пророк Магомет.

Марина вскинула на него печальные и удивленные глаза.

– Сережа, ну зачем ты так? Он же хочет нам помочь.

– Ага, помочь! Оттяпать пару миллионов в пользу вдовы этого камикадзе, рванувшего к тебе под колеса. Хороша помощь!

– Ну он же не настаивает. Нет так нет.

Пыл Сергея внезапно угас. Он устало уронил руки на стол и покачал головой.

– Короче, Зай, я не знаю, что делать. Этот мент уже сшил тебе дело, обратного хода нет.

– Что ты имеешь в виду? – упавшим голосом проговорила Марина.

– То, что тебе придется… придется отсидеть. Немного, но придется. Это ужасно. – Сергей закрыл лицо руками.

Марине вдруг стало смешно. Действительно, не забавно ли – роли поменялись. Вначале она психовала, а Сергей говорил ей, что все это ерунда и гроша ломаного не стоит. А теперь наоборот: у нее на душе удивительное и необъяснимое спокойствие, а Сережка рвет на себе волосы. Она подошла к мужу и положила руку ему на плечо.

– Перестань. Не терзай себя.

Он поднял на нее больные глаза:

– Как не терзать? Что с нами теперь будет?

– Ничего не будет. Отсижу и выйду. Слава богу, не десять лет.

Сергей прижал Маринину ладонь к своей щеке.

– Ты моя удивительная малышка. Такая… такая смелая, такая отважная девочка. Я люблю тебя…

– И я тебя.

Они обнялись. Марина слышала, как стучит его сердце. Саму ее точно льдом сковало – во всем ее существе не осталось ни одной эмоции, лишь холодная, равнодушная обреченность.

Последующие недели были заполнены неприятными хлопотами и бесконечной суетой. Марину еще раз вызвал к себе Ковалев. Она сидела в знакомом уже кабинете, стараясь укрыться от его холодного, насмешливого взгляда.

– Что, Марина Владимировна, пустили в ход тяжелую артиллерию? Мужа прислали с конвертом?

– Я никого не присылала. Он сам. – Марина опустила глаза.

– Ах как трогательно. Так любит вас, что готов раскошелиться. Вот это высокие отношения.

– Послушайте, оставьте мою семью в покое, – не выдержала Марина. – Какое вам дело до наших отношений? Занимайтесь своими обязанностями и перестаньте наконец издеваться.

– Я и не думал издеваться, – спокойно произнес Ковалев. – Просто это свинство – пытаться откупиться от следствия. Вы ведь так и не предложили деньги вдове покойного и его детям, хотя обещали это сделать.