Татьяна Бочарова - Генетическая ошибка [litres]

Слово дали Марине. Она, стараясь говорить спокойно и четко, сказала, что полностью признает свою вину, что в тот день спешила, забыла дома гарнитуру. Попросила прощения у Анны и ее детей, подтвердила, что готова предложить ей в качестве компенсации ту сумму, о которой только что говорил адвокат.

Судья слушала и кивала. Очки ее запотели, и она то и дело протирала их платочком.

– Суд удаляется для вынесения приговора.

Марина села, поправила волосы и тут увидела в конце зала, у самой двери, Ковалева. Черт его сюда принес! Она могла поклясться, что полчаса назад его там не было. Решил насладиться ее позором, послушать приговор? Марине страстно захотелось его разочаровать. Пусть видит, что она совершенно спокойна и хладнокровна, пусть не думает, что она будет рыдать и заламывать руки. Марина выпрямила и без того безупречно ровную спину, надела на лицо гордое и даже слегка надменное выражение и отвернулась от Ковалева в сторону.

Вернулись присяжные и судья.

– Тихо. Оглашается приговор по делу Красниковой Марины Владимировны…

В ушах у Марины гулко запульсировала кровь. Дышать стало тяжело, руки оледенели и взмокли. Однако она продолжала стоять, не шелохнувшись, все так же выпрямившись, глядя прямо перед собой.

– Суд присяжных признал Красникову Марину Владимировну виновной по статье 109 УК РФ «причинение смерти по неосторожности» и, учитывая смягчающие обстоятельства, положительные характеристики с места работы и отсутствие предыдущих судимостей, приговаривает ее к 2 годам заключения с отбыванием срока в колонии общего режима. Приговор может быть обжалован в течение двух недель.

Зал взорвался гулом. Марина продолжала стоять, ей показалось, что она окаменела. Плечи и спина, точно каменные, скулы неподвижны, даже глазные яблоки застыли и не шевелятся.

– Доченька! – Это выкрикнул из зала отец.

Он вскочил с места и протянул руки к Марине. Мать удерживала его за плечи. В голос рыдала Нонна Терентьевна. Сергей, бледный и растерянный, тоже встал и смотрел на Марину отчаянным взглядом. Она помахала ему рукой и попыталась улыбнуться, но губы словно судорогой свело.

– Зая! Я тебя люблю. Слышишь, милая, все кончится. Все пройдет! Держись! – Он говорил тихо, но Марина отчетливо слышала каждое слово, несмотря на то что в зале было шумно.

– Марина, мои глубокие сожаления. – Алексей Михайлович сжал ее руку и слегка поклонился. – Все-таки срок небольшой. Можно будет выйти по УДО. И я еще надеюсь на апелляцию.

– Апелляция, да. – К Марине наконец вернулась возможность шевелить губами. – Да, хорошо, спасибо. Я буду ждать.

– Мы будем на связи. Я скоро с вами встречусь. Принесу все необходимое. Не переживайте, это хоть и тяжелое испытание, но недолгое. Берегите себя.

К Марине подошли двое конвоиров.

– Идемте с нами.

– Прощайте. – Марина кивнула адвокату.

– Нет, до свидания!

Он отошел в сторону. Перед тем как выйти из зала, Марина не удержалась и посмотрела вдаль, туда, где стоял Ковалев. Он был на месте. Глядел на нее, слегка прищурившись, скрестив руки на груди. Марина вскинула голову и двинулась вслед за конвоиром.

Коридор был длинный и узкий, он вился змеей, заворачивая то влево, то вправо. Марина шла впереди, за ней один из охранников. Гулко цокали шаги. Ее привели в какую-то комнату, где усатая тетка в форме заставила ее раздеться, поднять руки, раздвинуть ноги, долго шарила по ее телу цепкими и равнодушными пальцами. Затем ей разрешили одеться и приказали сдать все ценные вещи и украшения. Телефон тоже велели сдать.

– Как же я свяжусь с родными? – попробовала возразить Марина.

– А зачем связываться? – усатая пожала плечами. – Пусть привозят передачи. Напишите им, что нужно.

– Но адвокат… он должен подать на апелляцию…

– Адвоката пустят. Вам сообщат.

Марина поняла, что дальнейшие вопросы бесполезны, и замолчала. После досмотра конвойный повел ее по тому же коридору в камеру. Тоскливо и натужно запела тяжелая железная дверь.

– Вперед, – коротко скомандовал конвоир.

Марина шагнула в холодный полумрак. Дверь снова заскрипела, на той же унылой ноте. И стало тихо. Под потолком тускло горела единственная лампочка, освещая стоящие по бокам комнаты кровати. Их было шесть. Четыре занятые, две пустые. Марина машинально двинулась к той, что была ближе к окну. Подошла, кинула на железную сетку выданную ей скатку.

– Ну привет, красотка, – раздался сбоку густой и сочный бас. Мужской бас.

Марина вздрогнула и обернулась. Напротив, на кровати, сидела необъятных размеров тетка. Лицо ее было синюшно-багровым, жидкие волосы на голове сколоты в дульку, в крошечных глазах-щелках светилось любопытство.

– Здравствуйте, – тихо поздоровалась Марина.

– Как звать? – Толстуха колыхнула мощными грудями под фланелевой рубахой.

– Марина.

– Я Люба. Это вот Сонька. А там в углу Марь Иванна.

Марина посмотрела в угол и увидела сухонькую старушку. Та глядела на нее добрыми, выцветшими голубыми глазами и улыбалась губами-ниточками.

– За что тебя? Какая статья?

– 109.

– Тью, – присвистнула Люба и снова колыхнула бюстом. – Кого ж ты замочила? Хахаля небось? Изменял?

– Да вы что? – Марина аж поперхнулась и закашляла.

– Нет? – Толстуха пожала плечами. – Ну, значит, не угадала, обычно по неосторожности так и бывает. Либо пьет мужик и бьет почем зря. Баба, чтоб защититься, возьмет, к примеру, ножик или тяпку для рубки мяса. Да и хрясь его промеж глаз. А ты чего ж?

– Человека сбила. На машине. Не увидела, как он на дорогу вышел.

– Как же не увидела, милая? – вступила в разговор Марь Иванна. – Разве ж вас этому не учили, когда корочку выдавали в етой… в автошколе?

Она приосанилась, довольная тем, что выговорила сложное словосочетание.

– Он неожиданно выскочил, из-за кустов. Словно прятался там.

– Ну да, держи карман, – встряла Сонька, красивая, черноволосая деваха, прохожая на цыганку. – Прям сидел он там, бедолага, в кустах, и ждал, пока ты проедешь на своем авто. Небось, неслась как полоумная. Все вы на машинках своих дорогущих лихачите, как последние гниды. Все вам похвастаться хочется, мол, вон какая у меня тачка, летит, как ветер. А потом – кирдык, и нету человека. Или прохожего сбил, или на встречку вылетел и в лоб кого-нибудь долбанул.

– Я не лихачила, – тихо, но твердо проговорила Марина. – Он действительно вылетел ко мне под колеса.

– А если сам виноват и сам вылетел, чего ж тебя тогда сюда, к нам? – Сонька презрительно скривила полные, сочные губы.

– Правда, за что? – поддержала ее Люба.

– Это случилось в месте, где была ограничена скорость. Я ехала немного быстрее. И еще… по телефону говорила. Но даже если бы и не говорила – все равно мне было не затормозить так быстро. Он точно выпал на дорогу.