Татьяна Бочарова - Генетическая ошибка [litres]

Начальницей отряда, в который попала Марина, была молодая женщина-майор, звали ее Ирина Святославовна Спиридонова. Ростом она была примерно с Марину, такой же комплекции, черноволосая, ладная, с холодными синими глазами. Марине она понравилась, но девчонки, которые жили в колонии давно, Спиридонову не любили.

– Слишком много о себе понимает, – сказала про нее боевая рыжая Шура, кровать которой стояла по соседству с Марининой. – Стерва, одним словом.

Была ли стервой Спиридонова или нет, неизвестно, но девчонки ее боялись. Хотя она редко повышала голос, но могла так посмотреть на провинившуюся, что у последней душа уходила в пятки. При этом синие глаза начальницы темнели от гнева и в них отчетливо читалась угроза. Спиридонова следила за дисциплиной в отряде, проводила поверки, занималась распределением свиданий и другой организационной работой. За бытовой порядок отвечала дневальная Люська – полная и близорукая женщина лет сорока с лишним, похожая на неуклюжего тюленя. Работу свою, однако, Люська знала хорошо – вовсю шмонала девчонок, заставляла по десять раз перестилать постель, безжалостно выкидывала из тумбочек неположенные вещи, требовала намывать пол до нереальной чистоты. Между Спиридоновой и Люськой существовала какая-то непонятная связь. Начальница наделяла дневальную почти неограниченными полномочиями, разговаривала с ней иным тоном, нежели с остальными заключенными, часто улыбалась и секретничала вполголоса. Причины такой симпатии молодой красивой женщины, к тому же наделенной властью, к возрастной, неопрятной и малообразованной зэчке никто не знал. Поговаривали, что Люська дальняя родственница Спиридоновой, и поэтому ее специально распределили именно в эту колонию. Однако факты эти были не проверены.

Большую часть отряда составляли совсем молодые девчонки, в основном сидевшие за наркоту. Марина в первые же дни пребывания в отряде наслушалась леденящих душу историй, которые повергли ее в изумление и трепет. Оказывается, можно было регулярно нарушать закон, даже не предполагая, что совершаешь противоправные действия. Тихая Даша, спавшая у окна, пыталась раздобыть какие-нибудь деньги для лечения больной сестренки. Она порылась в интернете и нашла, как ей показалось, вполне приличную работу курьера. График ей понравился, условия оплаты тоже. Она три месяца носила по заказчикам плотно запечатанные пакеты, нисколько не догадываясь, что возит по городу героин. Через три месяца к ней пришли из полиции и забрали в СИЗО. Другая девушка, Кристина, согласилась хранить у себя вещи своего парня. Парень благополучно исчез, а Кристина исправно держала у себя в кладовке большой облезлый чемодан и рюкзак, доверху набитый какими-то коробками и свертками. Посмотреть, что в них, она боялась – парень был крут на расправу и частенько поднимал на нее руку. Любимого Кристина не дождалась, зато вместо него к ней явились суровые мужики из отдела по борьбе с наркотиками. Рюкзак вскрыли – там оказался амфетамин. Марину поражала безграмотность и темнота этих девчонок. Все они были не москвички, без образования, едва окончили восемь классов. У всех поголовно родители пили или их вовсе не имелось, а вместо них были какие-то бабки и тетки. Только рыжая Шура отучилась в медицинском училище и даже успела поработать в детской больнице. Она единственная осознавала, на что идет, польстившись на быстрые деньги и связавшись с преступной шайкой, промышлявшей сбытом запрещенных психотропных средств.

На следующий день после приезда Марине разрешили позвонить домой. Мобильные телефоны были запрещены, но заключенные могли звонить по специальной карте или пользоваться видеосвязью. Марина попробовала вызвать по видео Сергея, но тот был на работе и видео включать отказался. Они беседовали по телефону. Марина вкратце описала ему обстановку, сказала, что все более или менее нормально, и спросила, когда он приедет к ней на свидание. Свидание нужно было обговаривать заранее, писать заявление на имя начальника колонии и ждать его одобрения, поэтому начинать всю эту волокиту следовало как можно раньше. Сергей в трубку осыпал Марину самыми нежными словами, но насчет приезда ничего конкретного не сказал.

– Зая, пусть лучше сначала приедут твои родители. Они очень скучают, им это просто необходимо.

– А тебе? – Марина покосилась на пожилую охранницу, стоящую поблизости. – Тебе необходимо? Или не настолько?

– Малыш, ну что за вопросы ты задаешь? Конечно, мне необходимо тебя видеть! Но подумай сама, как я буду выглядеть, если приеду к тебе на полчаса-час? Я должен точно знать, что свободен и располагаю временем. Пусть едут мать с отцом, они как раз разведают обстановку, а затем и я по горячим следам.

– Ладно, – скрепя сердце согласилась Марина и повесила трубку.

– Муж? – спросила охранница и зевнула.

– Муж.

– Муж объелся груш. Эх, сколько работаю здесь, одна и та же песня. Только вы, девки, сюда, мужики ваши налево. Звоните, сопли жуете, ждете их – а им-то плевать на вас. Вы для них никто, зэчки лагерные. – Она сделала пару шагов к Марине и доверительно зашептала ей на ухо: – Ты ему не звони часто-то, не балуй. Пусть потоскует. Не то только ты его и видела.

Марине стало так отвратительно и мерзко, что захотелось вцепиться в морщинистую физиономию охранницы. Как это унизительно, что твои разговоры с близким человеком слушают чужие, равнодушные уши. Она едва сдержалась и произнесла холодно и сухо:

– Мой муж не такой. Он не собирается мне изменять. Просто у него много работы.

– Знаем мы ихнюю работу. – Тетка ухмыльнулась. – Ладно, ты иди себе. А слова мои попомнишь еще. Иди.

Марина вышла из переговорной. На следующий день она позвонила матери и договорилась, что они с отцом приедут через три недели.

День в колонии начинался в половине шестого. Подъем, заправка постелей, водные процедуры. Затем отряды строились на поверку. Спиридонова по списку выкликала фамилии, а заключенные должны были сделать шаг вперед и назвать свои имя-отчество. Потом завтракали и шли на работу в швейный цех. Марина жала ногой на педаль, передвигала ткань вдоль лапки, а мысли ее были далеко-далеко.

Она думала о Сергее. Конечно, он прав, что хочет полностью освободиться, чтобы приехать к ней. Самое лучшее – долгосрочное свидание. Заключенным в колонии полагалось в год до шести краткосрочных (по четыре часа) и три-четыре долгосрочных свидания. Долгосрочные – те, которые длятся три-пять дней. И можно жить с близким человеком в специально отведенных для этого помещениях, проще говоря, домиках, которые оборудованы всем необходимым для семейной жизни.

Вот о таком свидании мечтала Марина. В самом деле, какой резон сидеть рядом несколько часов и даже не иметь возможности дотронуться друг до дружки. Несомненно, Сережка прав. Она нажимала себе педаль, ткань плавно плыла в ее руках, машинка тихо тарахтела. Шить Марина любила с детства, и восемь часов в цеху ее почти не утомляли. Она работала быстро и аккуратно, строчки у нее выходили ровными и красивыми, и вскоре мастерица стала ставить ее в пример всему цеху.