Татьяна Бочарова - Генетическая ошибка [litres]

Всю дорогу до дома ее колбасило так, что действительно разболелось сердце. Она должна остановить Марину, помешать ей произвести на свет больное потомство. Избавить сына от ужасной опасности. Не нужна ему такая жена! Пусть у нее хоть тысяча других достоинств, страшный ген все перевешивает.

Нонна за всю свою жизнь так и не получила образования, и ей невдомек было, что в современном мире существуют врачи-генетики, которые могут высчитать вероятность существования различных пороков у плода. Да и как обратишься к генетикам, если родная мать не сказала дочери о том, какая опасность может подстерегать ее на пути к деторождению? Нет, легче всего, да и верней, сделать так, чтобы Марина перестала быть женой Сергея. Но как?

Нонна зашла в свою квартиру, выпила корвалолу, таблеток от давления и принялась думать тяжкую думу. Сын невестку любит. Если ему все рассказать – вряд ли он бросит ее. Скорей всего, не поверит матери, а Вера и не признается, что сын у нее родился больным. Стало быть, простыми уговорами тут не ограничиться. Нужно что-то придумать, что-то такое, что надежно разлучило бы Марину с Сергеем.

Сначала Нонна думала скомпрометировать невестку в глазах сына. Нанять человека, чтоб ухаживал за ней. Сделать фотки, показать Сергею. Глядишь, приревнует, вспылит, да и выгонит неверную жену. Однако Нонна быстро отмела этот вариант. Она была уверена, что Марина не клюнет ни на чьи ухаживания. Вокруг нее и так было много мужчин, она купалась в их внимании, но в ее сердце существовал только муж. Да и не факт, что терзаемый ревностью Сергей сразу захочет расстаться с Мариной, вдруг это лишь подбросит дров в костер его страсти к ней, заставит бороться за любимую, а не прогонять ее вон?

Но что же тогда делать? Как быть? Счет идет на дни – Марина вовсю ходит по врачам, те говорят, что она абсолютно здорова. Вот-вот она гордо продемонстрирует мужу тест с двумя полосками. И тогда Нонна умрет от горя.

Она ломала голову всю неделю, но так ничего и не смогла придумать. Организм реагировал на стресс. Нонна стала сама не своя, мучилась бессонницей, потеряла аппетит. Ее одолевали давление и сердечные приступы. Сергей и Марина волновались, вызывали матери врачей. Те кололи уколы, прописывали таблетки, но ничего не помогало.

Веру Нонна видеть не могла. Когда ее в очередной раз позвали в гости, где семейство должно было собраться полным составом, она отказалась, сославшись на скверное самочувствие. Ночами вместо сна ей виделся уродливый младенец без рук и ног. Нонна была на грани безумия, еще чуть-чуть – и попадет в психушку.

Она почти перестала ходить на работу, брала один больничный за другим, и в один прекрасный день ей позвонили от имени начальства и предупредили, что если она не приступит к своим обязанностям, то ее ждет увольнение. Нонна работой дорожила – близко от дома, неплохое подспорье к мизерной пенсии, да и тоскливо сидеть одной в четырех стенах день-деньской. Пришлось скрутить себя в бараний рог и бежать в диспансер.

Она мыла полы в коридоре, а мысли ее все блуждали вокруг неразрешимой проблемы. Внезапно дверь кабинета распахнулась прямо перед ее носом, и к ней навстречу вышел высокий, худой мужчина. Он прошел прямо по мокрому линолеуму, только что протертому Нонной. Та не выдержала:

– Смотри, куда топаешь! Я же не могу за каждым мыть.

Худой обернулся и рассеянно поглядел на Нонну:

– Вы это мне?

Лицо его было изжелта-бледным, на голове отрастал короткий седой ежик. «После химии», – машинально отметила про себя Нонна, а вслух сказала чуть более вежливей: – Вам, кому ж еще.

– Прошу прощения, – извинился худой. – Я не заметил, что пол мокрый.

Он помолчал, дожидаясь от Нонны каких-то ответных слов, и, не дождавшись, пошел по коридору к выходу. Когда до поворота в лифтовой холл оставалось не больше метра, мужчина вдруг покачнулся и стал оседать на пол.

– Эй, вы чего? – Нонна бросила швабру и кинулась к нему. Подхватила под руки и поразилась тому, какой он легкий. Словно из него выкачали всю плоть и остались только оболочка да кости. Она осторожно усадила его на пол, оперла голову о стену. – Что, плохо?

Мужчина кивнул. Полуприкрытые веки без ресниц тихо трепетали. Губы были лиловыми и сухими.

– Я вызову доктора. – Нонна поднялась было на ноги, но худой вдруг удержал ее, ухватив за руку холодными тонкими пальцами.

– Не надо… доктора. Я только от него. Он не поможет… никто не поможет… – Он прерывисто вздохнул.

Нонна послушно остановилась.

– Посидите со мной, – попросил худой. – Чуть-чуть. Просто посидите, подержите меня за руку. Пожалуйста. – Он открыл глаза и посмотрел на Нонну с мольбой. Глаза у него были чем-то похожи на Мотины – такие же зеленовато-серые, большие, добрые. Нонна кивнула и присела на корточки, хоть это было довольно нелегко с ее комплекцией. – Как вас зовут?

– Нонна. Нонна Терентьевна.

– А меня Максим. Максим Гальперин. Я тут уже пятый год. Хожу, хожу, а толку нет. Проклятая опухоль все возвращается и возвращается. И травили ее, и облучали, все напрасно. Вот так. А когда-то я был очень даже ничего. И профессия у меня отличная, редкая.

– Какая? – почему-то полушепотом спросила Нонна.

– Я скрипичный мастер. Скрипки делаю. Вернее, делал. Сейчас на это нет сил. Все время по больницам, растерял постепенно всех заказчиков.

Нонна слушала молча. Она совсем не представляла себе, чем занимается скрипичный мастер. Скрипку она видела пару раз в жизни, классической музыкой не интересовалась. Тем не менее худой был ей в высшей степени симпатичен. Она взглянула на часы: без пяти семь. Диспансер через пять минут закрывается.

– Пойдемте ко мне в каптерку, – решительно произнесла Нонна и протянула мужчину за рукав. – Я вас чаем сладким напою. Вам полегче станет. А то как до дому доберетесь?

Худой, казалось, только и ждал этих слов, сразу согласно закивал. Нонна интуитивно поняла, что ему хочется выговориться, и чтобы кто-то посторонний выслушал его или хотя бы просто молча посочувствовал.

Она помогла ему подняться, они не спеша прошли по опустевшему коридору. Нонна привела Максима в подсобку, вскипятила чайник, положила в чашку две ложки сахару, достала с подоконника шоколадный батончик. Он пил чай, обжигаясь, ел батончик, на его бескровном лице вспыхнули два багровых пятна румянца. Нонна молча сидела рядом.

– Ну как? Получше?

– Еще как получше. – Максим улыбнулся сухими губами. – Спасибо вам! Вы моя спасительница.

– Ну уж и скажете тоже, – хмыкнула Нонна, но ей было приятно. – Женаты? – спросила она его. Он кивнул. – И детишки есть?

– Двое. Дочка и сын. Дочь в институте учится, сын еще школьник.

– Как у вас с женой?

Максим усмехнулся: