Сергей Пономаренко - Ночи темной луны

Повесив трубку, я пораскинул мозгами, но относительно предстоящего вечера ничего путного не придумал. Лишь глубоко вздохнул, словно перед погружением, задержал дыхание, но легче не стало. «Есть проблема, и ее надо решать, но как? Таню я люблю, но это ни в коей мере не относится к ее родителям. А они захотят, чтобы мы жили с ними в их трехкомнатной квартире. Но я это уже проходил, и дело не в количестве комнат».

Поплелся на свое рабочее место, к кроссворду, и тут меня вызвали к шефу. Сегодня я пользовался популярностью и был нарасхват.

Начальник, патриот института, самозабвенно и талантливо изображал в отчетах напряженный трудовой ритм нашего отдела. Он изъявил желание пообщаться со мной в своем кабинете, тет-а-тет.

Михаил Александрович (по паспорту Моисей Шаевич), грозно сдвинув брови, начал выяснять, когда я прихожу на работу и когда ухожу с нее, и вообще, чем конкретно занимаюсь.

На эти вопросы я дал исчерпывающие ответы. Объяснил, что стараюсь не приходить на работу первым и не уходить последним, выполнять его ценные указания — ничем конкретно не заниматься, но трудиться много и напряженно. Пришлось выслушать его печальное повествование о моем ближайшем будущем, если придется сокращать кадры, несмотря на то, что он расположен ко мне.

Он посетовал на то, что его хорошее отношение ко мне в память о моем покойном тесте портит меня. В конце беседы начальник смилостивился и поручил мне составить пояснительную записку к проекту, находящемуся в стадии «замерзания» уже восемь месяцев из-за отсутствия финансирования со стороны заказчика (я напрягся, сообразив, что это для отвода глаз, ведь он хороший дипломат!). Затем, словно невзначай, дружески попросил сегодня помочь разгрузить кирпич на даче заместителя директора (я понял: это главное!) с двух часов дня и, по опыту, — до бесконечности. При этом он подмаргивал, заговорщически пришептывал, чуть ли не подскакивая на стуле. Это говорило о том, что институтская традиция не будет нарушена и после разгрузки намечена обильная выпивка.

Я прикинул, что это мероприятие продлится минимум до восьми часов вечера (опыт, опять же) и ставит под угрозу встречу с Таней, поэтому мужественно отказался. После десятиминутной грозы с молниями и зловещего напутствия «это вам припомнится!» я вернулся на свое рабочее место. Подобно буриданову ослу, задумался: сначала закончить решать кроссворд, а потом приступить к составлению пояснительной записки или наоборот? Выбор свой я остановил на кроссворде, но меня снова оторвали от этого занятия — позвали к телефону.

— Борисенко Александр Константинович? — вопросительно-утвердительно прозвучал властный мужской голос в трубке.

— Он самый! — сразу признался я.

— Управление по борьбе с организованной преступностью, следователь Игнатенко Степан Иванович. Нам необходимо с вами срочно встретиться. Приезжайте прямо сейчас. У вас есть личный транспорт?

— Из транспорта у меня в наличии только общественный. Вы, случаем, не ошиблись номером? Может, не я вам нужен, а мой однофамилец? — засомневался я и заявил: — Не был, не состоял, не привлекался!

— Речь идет о вашем сыне.

— О Костике? Тогда тем более не понимаю, о чем мы можем с вами разговаривать и какое отношение он может к вам иметь? Костик сейчас в школе.

— «Должен быть» и «есть» — разные вещи. Его там нет. Не теряйте времени и быстрей приезжайте. Поиграем с вами в игру «вопросы и ответы», но только не по телефону. Пропуск вам уже заказал.

— Вы можете объяснить…

— Как к нам доехать? Конечно. Остальное при встрече, — прервал он меня. — Я вас с нетерпением ожидаю. Если, случаем, встретите по дороге своего сына, то захватите его с собой, только держите покрепче, чтобы он не сбежал. — Следователь продиктовал адрес и отключился, даже не поинтересовавшись, записал ли я его.

Направляясь по указанному адресу на Татарку, я пребывал в некотором волнении, хотя и подозревал, что произошла ошибка и Костика с кем-то спутали. В своем сыне я был уверен на сто процентов. Костик увлекался спортом, играл в ватерполо на стадионе «Динамо», пока в прошлом году открытый бассейн не перестал функционировать и в нем не спустили воду. Тогда Костик стал ходить в пока еще не платную секцию бокса при Институте физкультуры. Он ввязался в драку и кого-то побил? На Костика это не похоже, у него не драчливый характер, и то, что он пошел в секцию бокса, меня очень удивило. Но даже если была драка, почему звонит следователь из УБОПа, а не из райотдела милиции?

Рассуждения Костика не по годам взрослые, они порой меня удивляют. Нет, это, конечно же, какая-то ошибка.

Еще больше успокоившись, я мысленно вернулся к ультимативному требованию Татьяны прийти сегодня к ней домой и попросить у родителей ее руки.

«Что это она себе надумала? Да, я люблю ее и хочу быть с ней вместе, но пока не готов бросить семью. Для этого требуется время, подготовка. Для начала я должен хотя бы развестись с Аней, а потом уже просить ее руки у родителей. Они же сами меня спросят об этом, зная, что я женат. Да я и не могу так сразу, с бухты-барахты, развестись! Вечером обязательно пойду к Татьяне, попробую ей все это объяснить и попрошу дать мне время. Неизвестно, как Аня к этому отнесется. Наверняка не с восторгом. Сейчас осень, учебный год, известие о нашем разводе станет для Костика потрясением, может отразиться на его оценках. Лучше я об этом скажу Ане, когда у Костика начнутся летние каникулы, и он за три месяца отдыха понемногу к этому привыкнет. А лучше я на недельку съезжу с ним к моему отцу и там попробую объяснить ему сложившуюся ситуацию. Думаю, Костик меня поймет, а вот как объяснить все это Татьяне сегодня вечером? Смогу ли я ее убедить, что нужно подождать еще несколько месяцев, до лета?»

С неприятным предчувствием тяжелого разговора вечером с Татьяной я подошел к дому по улице Багговутовской, где на вывеске возле двери на синем фоне значилось: «Главное управление по борьбе с организованной преступностью».

Следователь оказался молодым веснушчатым парнем лет под тридцать, холерического темперамента, словно состоящий из пружин. Он постоянно находился в движении: вставал, начинал ходить, садился, ерзал на стуле, снова ходил, раздражая своей суетливостью. Во мне отчетливо зрел протест против него и всей той ереси, которую он нес про моего сына.

По его утверждениям, Костик замешан в распространении наркотиков среди учеников школы. УБОП рассчитывало через него выйти на главных поставщиков наркотического зелья. Фигуранты им были знакомы, требовалось только получить его свидетельские показания против них. А так как Костик был несовершеннолетним, то свои показания должен был сделать в присутствии родителя, то бишь меня. За Костиком на протяжении последних трех дней было организовано постоянное наблюдение (я представил себе рослого дядю, прячущегося под задней партой в классе и оттуда наблюдающего за моим сыном, и непроизвольно улыбнулся, чем вызвал легкую истерику у следователя).