Константин Фарниев - Следы остаются

— Откуда это у вас такое?

— С войны, наверно. Насмотрелся там всего и заразился.

— Много воевали?

— До сорок четвертого.

— Вот видите: заслуженный фронтовик и награды имеете, а из-за такой чепухи все перечеркнули.

— Сам не знаю, как все получилось. Как в тумане. Это все Лидка, расписала… Знает она мою слабость.

— Жена она вам?

— Да нет, в Якутске крутил с ней, а потом привез сюда и разошлись. — В голосе Спиридонова скользнули нотки настороженности.

— Чем же вы его?

Спиридонов помедлил, подбирая ответ.

— Кастет у меня был.

— Откуда?

— Сам не помню, как попал ко мне. Кажется, якут какой-то подарил.

— А где он?

— Выбросил, конечно, не оставлять же у себя такое…

— Чего же вы оставили перстень-то. Ради него все делалось, а тут взяли и оставили.

— Не мог сдернуть проклятый. Как прирос. Да я уже, когда ударил, ничего не хотел. Поскорее бы смотаться.

— В себя пришли, что ли?

— Вроде этого.

— Так вы знали этого человека или нет?

— Откуда?

— А как же вы? Не видно же было в темноте, тот этот человек или нет.

— Светло было, а Лидка мне его хорошо обрисовала.

— А порошок где взяли, чтоб следов не осталось?

— В доме нашел случайно.

— Не ваш, значит, порошок?

— Откуда у меня такое. Повар я — не фармацевт.

— А если бы тот не спустился вниз. Что бы вы делали?

— Уехал бы, наверное. Я уж с дороги хотел возвратиться, да очень хотелось посмотреть на эту штучку.

— Ну и посмотрели бы — зачем убивать.

— Затмение.

Спиридонов поднял голову, впервые посмотрел прямо в глаза следователя. Взгляд его был жалким и в то же время насмешливым.

«Хорошо, — подумал про себя Замятин. — Значит клюнул на удочку. Теперь его нужно срочно опускать в ледяную воду».

В кабинет вошел Колесников, положил на стол что-то завернутое в тряпочку. Капитан опустил сверток в выдвинутый ящик, развернул. В свертке лежал кастет и десятка два золотых изделий.

— Ваши? — выложил он их на стол. Кастет он оставил в ящике.

— Мои. Не будь их у меня, не сидел бы я сейчас перед вами.

— А насчет кастета, гражданин Спиридонов, неправду сказали. Разве это не он?

— Ты смотри! — натурально удивился Спиридонов. — А я-то думал, что выбросил.

— Значит, вы подтверждаете, гражданин Спиридонов, что вечером 24 ноября этого года в девятнадцать часов сорок пять минут вы были в санатории «Подснежник», где совершили нападение на гражданина Зобина Василия Тимофеевича. Ударили его кастетом в затылочную часть черепа, а потом пытались сдернуть с его пальца вот этот перстень?

— Подтверждаю, — коротко бросил Спиридонов.

— Вот и отлично. Подпишите протокол и идите отдыхать.

Спиридонов внимательно прочитал протокол, что-то бурча себе под нос, аккуратно подписал каждую страницу. Замятин вызвал конвойного и Спиридонова увели.

— Ну что? — обратился капитан к Колесникову. — Где вы нашли эту штуку?

— Очень легко. Половица под комодом прогнила. Туда он его и бросил. Помыл, конечно.

— Все здесь?

— Да, в соседней комнате.

Зазвонил телефон. Комиссар интересовался, как прошел первый допрос. Замятин коротко доложил.

— К тебе подойдет майор из КГБ. Поприсутствует.

Через пару минут в кабинет пришел сухощавый, с белой, как лунь, головой майор.

Ввели Спиридонова. Вид у него был недоуменный и явно недовольный. Увидев человека в гражданском, он запнулся на пороге, как бы натолкнувшись на невидимую преграду.

— Садитесь, гражданин Спиридонов. Нужно уточнить кое-какие детали.

Спиридонов сел. Руки теперь он положил не на колени, а ухватился ими за край стула между ногами. Голову опустил низко.

— Фамилия, имя, отчество?

Спиридонов исподлобья посмотрел на Замятина.

— Спиридонов Владимир Филатович.

— Неправда, — бросил капитан.

Спиридонов сразу напрягся.

— Хорошо, кого из этих людей вы знаете?

Капитан выложил перед Спиридоновым несколько фотографий. Тот протянул к ним руку. Она заметно дрожала. Среди фотографий было фото Ровновой и Мякишина-старшего.

— Сука! — просвистел он сквозь зубы, увидев фотографию Ровновой.

— А еще кого знаете?

— Никого.

— А ну-ка, гражданин Спиридонов, обернитесь назад.

Арестованный медленно повернул голову, а потом рывком весь повернулся к двери. Там стоял Мякишин-старший и… Степан Спиридонов.

Мякишин-младший поднял, как бы защищаясь, руки, кулем свалился на землю и пополз, скуля по-собачьи, к ногам стоящих мужчин. Те брезгливо отступили назад и вышли из кабинета.

— Хватит, Мякишин, скулить, — жестко бросил Замятин. — Садитесь и отвечайте на вопросы.

Он с колыбели запомнил «Мать сирот» и по сей день у верен, что поэт сидел у них в сиротской сакле, гнездившейся на круче в ауле Верхний Мизур. Потому так, с фотографической точностью, описал в своей поэме горькую жизнь его матери, вдовы Марии.

Отшумел грохот пушек, закончилась гражданская война, и взошло новое солнце над хребтами Кавказа. Но недолго радовался молодой горец такому счастью.

…Тот осенний день был солнечный, теплый. Друзья — Коста и Батырбек Таболовы и Бицо Зангиев — на своем поле потрудились на славу. Они убрали кукурузу на Кабуаге, а урожай свезли в селение Црау и засыпали в хранилище, чтобы потом переправить домой, в горный Мизур.

— А кто же уберет кукурузу Петка Таболова? Ведь он во Владикавказе, занят большой работой и ему не до уборки, — спросил Батырбек.

— Как кто? Мы, комсомольцы, — ответил Коста.

Все трое дружно взялись за дело.

Солнце заходило за хребты, укладываясь на ночлег. Пора было отправиться домой. Впереди между кукурузными зарослями гнал свою гнедую Бицо, за ним следовали Таболовы. Бицо ехал быстро, оставляя за собой тучу дорожной пыли.

Вдруг туча над дорогой растаяла и отставшие увидели застывшую на месте арбу Бицо, потом расслышали и его голос. Бицо кричал, размахивая шапкой:

— Э-эй, вы! Заснули, что ли? Скорее!

Никто и не подумал, что на него напали бандиты.

— Стой! Руки вверх! Не шевелиться! — скомандовал главарь банды, обросший черной щетиной всадник на гнедом коне. Шашка, кинжал, газыри, сбруя коня — все в серебре. Он отвел дуло от Бицо и направил прямо в сердце самого младшего — Коста Таболова.

Растерявшийся на минуту Коста поднял руки и обвел взглядом окруживших его бандитов. Теперь на него было направлено не одно дуло, а четыре. Чуть шевельнешься, мгновенно получишь пулю в лоб и в сердце. А какой смысл шевелиться, когда под руками нет не только ружья, даже приличного ножа? Коста во весь голос крикнул: