Мария Мусина - Во что бы то ни стало

– Нет, ну, Жора, падла буду, – заводился налысо бритый, что сидел справа от Лены, – падла буду, она нас не уважает ни хрена.

Лысый справа по-детски обиженно засопел. Лысый слева тяжело молчал, пытаясь спрятать трясущиеся в нетерпении руки. Водитель, которого, судя по всему, звали Жорой, еще раз взглянул в зеркальце заднего вида. Лена поймала его взгляд и пожала плечами.

– Не могу понять, чего они от меня хотят?

– Ладно, братва, – примирительно сказал водила, – баба есть баба. Небось, наложила в штаны от страха, вот и молчит, шевельнуться боится.

– Гы-гы-гы, – обрадовались шутке бычки. И, хлебнув Лениного унижения, чуть-чуть утешились и успокоились.

– Так, Елена Романовна, – сказал тот, кого бычки называли Жорой, – когда же, действительно, будут деньги?

– Куда вы меня везете? – глухо спросила Лена.

– Катаемся.

– Гы-гы-гы, – довольно заржали бычки.

– Мы все отдали, – устало выдохнула Лена.

– Не слышу…

– Послушайте, мы вам все отдали.

– Ну, Жора, – гаркнул один из качков, – а ты говоришь. Мочить ее надо, шкурку подлую. А ты еще за нее заступаешься. Думаешь, она это ценит?

– Я думал, вы все поняли, думал, мы договоримся, – искренно расстроился Жора.

– Но мы отдали, – беспомощно проговорила Лена.

– Все надо делать вовремя, вовремя. Вовремя надо отдавать долги, вовремя… Так что начнем все сначала или все же вы уже поняли, что отдавать деньги все равно придется?

На самом деле Лена все давно уже поняла. И сейчас не качала права, а просто тянула время. Вдруг случится чудо? Но чудес не бывает, как известно.

Водитель резко затормозил. Обернулся, и под его равнодушным и жестким взглядом Лена съежилась.

– Поторопитесь. Как бы не было поздно.

– Будут, будут деньги, – едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать, выкрикнула Лена, – будут.

Когда она добралась до дома, была уже ночь. Виктор сидел на лавочке возле подъезда. Увидев в сумрачной полутьме Ленин силуэт, побежал навстречу.

– Все в порядке, – крикнула ему издалека Лена, – все хорошо, – прошептала, когда он тревожно заглянул ей в глаза.

Они обнялись и долго стояли так, положив друг другу головы на плечи. Как две усталые лошади.

– Леша, такая квартира для нас – большая удача, и район хороший, и дом кирпичный, ну, а ремонт все равно рано или поздно делать придется, – рассуждала Юля, готовя ужин, – вот бы и вправду поменяться.

– Подожди, не сглазь.

– И кухня отличная, и ванная большая. А вид из окна – чудо!

– Подожди радоваться.

– А шкаф-купе – это вообще мечта! Удобнейший!..

– Настраивай себя на худшее, тогда не будет разочарований…

– Надоело настраивать себя на худшее!

– Надо еще, чтобы Виктору понравилась комната, а Лене – наша квартира. Лена эта, видать, та еще… Не успела с мужем развестись, а уже юношу подцепила.

– Он ей шкаф строит.

– Да, теперь это так называется…

– Какой ты испорченный…

– А почему он голый ходит?

– Он работает. Ему жарко.

– Хм, жарко ему. В доме холод собачий, ты не заметила?

– У вас, у мужчин, все мысли только об одном, – почему-то обиделась Юлия.

– Опять мы виноваты.

– А кто?

В ту ночь Юлия долго не могла заснуть. Лежала с открытыми глазами и думала о прошлом, об обмене, о Лене и таинственном ее Викторе. Алеша спал тихо, как младенец, и выражение его лица было безмятежно. Юлия тихонько встала и ушла на кухню. Села там за стол, взгляд свой устремила вдаль за окном. Панорама с восьмого этажа открывалась замечательная: сотни больших и маленьких домов – наслоения многих и многих лет – составляли фон для сталинской высотки на Котельнической набережной: башню подсвечивали, и она, словно хрустальный дворец, мерцала во тьме, а прямо по курсу виднелась кремлевская стена и колокольня Ивана Великого за ней… В Москве была слабая, неморозная зима на излете, но все же снег то тут то там еще держался, отражая экономный свет улиц столицы.

«Когда, наконец, состоится этот обмен, когда все плохое, тяжелое и страшное будет уже позади, мы с Алешей поедем в Италию, в любимую Италию, обязательно, всенепременно поедем, – подумала Юля. – Как это у Гете? Кто был в Италии – уже никогда не будет абсолютно несчастным. Абсолютно несчастным можно не быть. А вот абсолютно счастливым? Есть ли люди с таким мироощущением – абсолютного счастья – не на миг, не на час – на годы? Есть ли такие судьбы – абсолютно счастливые? И что это – судьба? Стечение обстоятельств, случайностей и планомерных усилий воли? Некая энергетическая субстанция, которая существует сама по себе?»

В ту ночь Юлия еще долго не могла заснуть.

А за окном, слегка поскуливая, неприкаянно носились в темноте зимние московские ветра…

Виктор был согласен на комнату в Измайлове. Она ему даже понравилась. Он надолго остановился у окна, изучая соседний дом, слишком близко стоящий, потом обернулся:

– Хорошая комната.

Юлия просияла в ответ.

– Да, – прозвучало уже более уверенно, – хорошая комната.

Виктор снова отвернулся к окну. Высокий, широкоплечий, он как-то вдруг жалко ссутулился, так что Юля даже струхнула: не плачет ли? Но Виктор обернулся и улыбнулся Юлии – печально, но все же улыбнулся:

– Все в порядке. Меняемся.

– Какой он грустный, – сказала Юля, когда они довезли Виктора до подъезда дома на Коммунистической.

– Будешь тут грустным.

– Вот они возьмут с Леной и помирятся. И не будут с нами меняться.

– Готовься к худшему. Тогда не так расстроишься, если этот обмен сорвется.

– Что ты такое говоришь? Почему, собственно, он должен сорваться? Ни в коем случае. Вот посмотришь, мы обязательно поменяемся. Обязательно. Алеша, верь мне. Мы поменяемся. Иначе и быть не может.

– Алло, Лена? Как дела? – Юля затаила дыхание: сейчас как скажет, что Виктор по здравом размышлении решил, что комната ему не подходит, что он раздумал меняться, что будет искать другой вариант…

– Вроде нормально, – заговорщически успокоила Лена. – Виктор – это же очень пассивный субъект. Типичный такой маменькин сынок. Да. Это – что-то! Я потому с ним и развожусь: устала его на себе тащить и все за него решать. Ему – что надо? Ему надо, чтобы его прислонили к стенке и оставили в покое. Короче, я в тот день, когда вы его возили комнату смотреть, вечером пришла домой и спрашиваю: «Ну как комната?» Он говорит: «Да вроде нормально». Я говорю: «Кухня большая?» – «Большая». – «Коридор большой?» – «Большой». Я говорю: «Ну, и…» – подталкиваю его к решению. А он: «Квартира уж больно запущенная…» – «Ах, вот оно что, – говорю, – ты вокруг посмотри, на квартиру, в которой мы с тобой живем. Как еще Юля и Алеша решились с нами меняться?!» Ой, Юль, он такой… Врагу не пожелаешь…