Михаил Волков - Тайна Зеленой аллеи. Искра души

Проливной дождь уверенно застучал по крыше барабанной дробью. Веки налились свинцом и медленно заморгали. Свет лампады постепенно угасал в переливах задремавших глаз. Шум дождя затихал, как музыка в магнитоле, убавленная плавным энкодером, а ветер солировал в такт колыбельной Шуберта Аve Maria. Во сне все было размеренно, постоянно и спокойно. Сладкий запах цветущей фиолетовой акации в саду, теплые поцелуи, бархат кожи и нежные прикосновения ладоней улыбающейся девушки. Он ее кружит, а она смеется и искрит глубокими, как океан, голубыми, как ясное небо, глазами. Потом наступает тишина, но сон не заканчивается. Непреодолимую темноту разрезает тревожный свет из приоткрытой двери под истошный женский вопль, и вот она уже стонет сквозь заклеенный канцелярским скотчем рот, и бьется на полу кухни, истекая кровью, в судорогах связанных за спиною рук.

– Эй! Очнись. Очнись же, – торопливо проговорил сторож, расталкивая парня за плечи.

– Элизабет! – вскрикнул в ответ проснувшийся гость.

– Да, что ты орешь, недоумок? Тебе нужно уходить, быстро, тихо и прямо сейчас, – настойчиво дрожащим басом произнес хозяин сторожки. – Бери вот, это настойка корицы, ее масло поможет сбить зверя с пути.

– Настойка чего? Какой, на хуй, корицы?

– Вставай, вставай и убирайся прочь, иначе быть беде, проваливай, пока я сам тебя не прикончил, – сказал громким шепотом испуганный как дитя мужчина, не казавшийся уже таким грозным.

– Весомый аргумент. А который час? – сонный гость посмотрел на запястье, где стрелки твердо указывали на 06 часов 00 минут. – Вы правы, мне пора.

На улице заревел двигатель подъехавшего грузовика. После чего раздался хлопок навесной гранаты, и дверь вместе с тяжелыми засовами вырвало из стены. Кинематографично на входе без футажей и пресетов закружился столб густого песка от дикого камня, расщепленного ударной волной. Трое вооруженных автоматическими винтовками солдат в баллистических очках вбежали в освещенную виртуальной проекцией комнату. Конечности жертв трансфигурации были усилены подвижными блестящими экзоскелетами. Такие устройства все чаще появлялись на вооружении в армии мегаполиса Цитадель и охотно скупались любителями бюджетного апдейта с прилавков нелегального рынка. Костюм придавал скорость, динамику, подвижность, стабилизацию движения за счет платинового пневматического каркаса, а также увеличивал силу и повышал выносливость при преодолении длинных дистанций на пересеченных участках местности за счет прямого нейронного соединения с костным мозгом носителя.

Дым и пыль рассеялись. Металлические пальцы сдавили горло сторожа и прижали его к стене так, что ранты подошвы сапог сорок седьмого размера перестали касаться пола. Под слетевшим капюшоном плаща появилось квадратное, худощавое, вытянутое, смуглое, обветренное, небритое лицо, не по годам покрытое глубокими морщинами. Порог вальяжно переступил человек невысокого роста, в черном фартуке из свиной кожи и круглых тонированных очках на горбатой переносице. Мужчина, похожий на мясника из разделочного цеха, хрустнул перед собой переплет развернутой книги и вдохнул запах свежих чернил типографии через широкие ноздри длинного носа. Насытившись моментом «захвата Бастилии», незнакомец с выражением процитировал на латыни прочитанное:

– Сorpus enim negotium («Тело для дела»), – а потом педантично продолжил: – Феликс, а ты, смотрю, хорошо обжился тут. За дверь извини, конечно, накладка произошла».

– Все нормально, шеф, не стоит беспокоиться.

Мужчина поправил очки и заглянул в котел на печи.

– Пахнет вкусно.

– Перепелки, – выдавил сторож.

– Феликс, готовишь ты неплохо, а что со связью? Ты отвечаешь за безопасность на подступах к святая святых, а от тебя нет новостей, и мне приходится ехать к смотрителю станции самостоятельно.

– Молния все повырубала.

– Исправим. И тебя исправим, – не спеша произнес незнакомец. – Это кто?

– Турист заблудился и остался переждать грозу! – прохрипел сторожила, пытаясь разжать тонкие пальцы из титанового сплава.

– Это правда, молодой человек?

– Нет, неправда!

– Заткнись, недоумок! – Смотритель еле сдерживал своими могучими руками давление механической кисти на кадык.

– Продолжай!

– Я ищу своего знакомого по имени Джек, полное имя Джек Мединсон. Десять лет назад его упекли в клинику «Белый шум» для душевнобольных. Да, он был странным собеседником для ровесников, но совершенно безобидным человеком со своим взглядом на непостижимый мир, на свой собственный мир.

– Не убедил.

Под звук взведенного спускового механизма длинное блестящее дуло шестизарядной хорошо смазанной пушки из темноты воткнулось в потный лоб путнику.

– Не убивай его, – прохрипел сторож, – тот, кого ты ищешь, идет за ним.

– Отвечай, малец.

– Демон преисподней гнал меня около часа, потом отстал.

– Тот, что гремит во всех новостях? – Под пламенем бензиновой зажигалки старик улыбнулся, демонстрируя платиновые зубы и знакомые черты лица. За спиной прогремел выстрел, но не винтовки, а ее приклада о затылок, что выключило в сознании парня свет.

Современный индустриальный город напоминает нуар старой киноленты. Регресс нравственности превратил стаю в управляемое стадо, в загнанную жертву, вскормленную иллюзиями и порочной реальностью. Вентиляцию в путепроводах дыхания каменных джунглей перекрыли марлевой повязкой, но сердце целеустремленного индивида на пути к лиминальному порогу продолжало интенсивно разгонять по венам литры красной краски. Сохранение ясного разума, готового менять и меняться, на тернистом пути важнее всего преподносимого и есть желание. От переизбытка блага общество забыло о сохранении моральных ценностей. Ежедневно голос радиоротаций вещает о несанкционированных митингах и массовых беспорядках, а новостные ленты в медиапространстве пестрят резонансами криминальных сводок и компрометирующими видеороликами. Жестокость. Насилие. Цинизм. Сначала удивляешься адскому замесу, а потом перестаешь замечать, как властители коррупционной сети безукоризненно серфят по смешным преамбулам и липовым приговорам, глубоко закапывая ремесло почина инициатора очередного громкого расследования. Очевидные обвиняемые не несут справедливые наказания, а слуг добродетели награждают новым дисциплинарным подарком для полноценного осознания своей бюрократической ничтожности. Климат в обществе был переполнен политконфликтами, зависимостью от девальвации, массовым самобичеванием, неоправданными войнами, лишениями жизней молодых и старше, скорбями, невысыхаемыми слезами у обелисков, живыми языками пламени в вечную память поколения, исчерпавшего мораль. Поколения, где молодые тела гаснут в запрещенных аргументах, превращаются в стереотипы повседневности, не имеют отражения, не чувствуют боли, а со временем становятся частью надуманного, наболевшего социального эго, плюющего на ипостась. Образ отравленной современности умиленно улыбается, отказывается от решительных действий, выбирает невежество. Все новые и новые генетические программы для молодого поколения аккумулируют граммы удовольствия белого синдиката по кубу на брата; съемная хата; запах смрада и разврата; разбавляют в крови бич фармацевтики; разводят трипы от псевдоспортивных дорожек многообещающей пыльцы и высокоградусную жидкость с запрещенным табаком.

Читать дальше