Владимир Array - Доктор Чистота

На самом деле все оказалось сложнее.

Память в замкнутом помещении работала не так, как обычно. Все в тумане. Размыто, как акварельный рисунок после дождя. Ты проснулась, пошла, нацарапала черточку – день. А через пять минут ты вернулась, смотришь на стену – черт, черт, черт, жопа, жопа, жопа – и уже не понимаешь, отмечала сегодня день или это было вчера. Как узнать?!

Память отсырела в Пещере – и крошилась, как старая размякшая штукатурка. Нет ничего постоянного. Есть только разрушение. Энтропия. Погружение в хаос.

Да, слово «энтропия» она еще помнила. Нина бросила взгляд на стену. Еще одна черточка… или это было вчера?!

Она попыталась отмотать время мысленно назад, двигаясь по шагам – мелко-мелко. Вот она подходит к стене, царапает… вот идет назад к кровати… Вот садится – ноги колют тысячи булавок. Стон, и она снова ложится. Все болит, все тело.

Тысячи иголок. Она застонала снова.

И вот эта зыбкость памяти, восприятия – то, что вчера еще казалось таким прочным, – заставляла ее чувствовать себя бессильной. «Шторы в доме больного разума всегда задернуты…» Кажется, так писал один из античных философов? «Сенека Младший? Не помню, не помню. Весь мой филологический к чертям». Действительно, зачем похищенной домохозяйке филологический?

Стоп. Она с нарастающей паникой поняла, что ее беспокоит.

«Разве у древних греков были шторы?» Мысль пронзила ее насквозь, как разряд молнии, пробежала дрожью по телу.

Даже в такой мелочи она не может доверять себе. Все нужно проверять.

Она наконец сообразила. Рокот, что она приняла за гул в больной голове, давящий, раздражающий, беспокойный… Это не голова. Это мотор . Двигатель машины на ули… Боже! Она вскочила.

Синюшная нотка в запахе с улицы, которую она уловила раньше, но решила, что ей показалось. Бензиновый выхлоп!

Она бросилась к двери Пещеры. С разгона ударилась в нее, как птица, пытающаяся вырваться на свободу и раз за разом бьющаяся об оконное стекло. Дверь осталась неподвижной – как и много раз до этого. Нина догадывалась, что человек-«Белизна» подпер ее чем-то снаружи.

Она прижалась глазом к крошечной щели. И – увидела. Среди огромных деревьев, среди берез и сосен мелькнуло желтое пятно. Исчезло – и опять показалось вдали. Древние «жигули» советских времен. Где-то там проходит дорога – метров сто, сто пятьдесят? Не так далеко. Невероятно близко! «Они могут меня услышать». Если ветер дует в нужную сторону…

Она закричала.

Она кричала, пока не сорвала голос. Царапала дверь ногтями, рычала, кричала, умоляла, просила, угрожала, билась в дверь всем телом. Вопила, как безумное привидение.

Но все было бесполезно.

«Жигуленок» исчез из поля зрения. Повернул по невидимой дороге и скрылся за стволами деревьев. Несколько секунд Нина еще слышала рокот его двигателя, затем исчез и он.

Нина села на ледяной пол, посмотрела на свои окровавленные пальцы и завыла.

Грязный пыльный УАЗ-«буханка» вылетел из-за угла и на скорости пронесся по пустынной в ранний час улице.

Радио играло во всю мощь. Грохот рвался из приоткрытого окна. Голос, искаженный плохими динамиками, выводил:

«Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…» Водитель, кажется, хотел выключить радио, но не рискнул оторваться от баранки. Рев динамиков разлетался по улице, тонул в пыльных кронах тополей и отражался от серых стен пятиэтажных домов.

Старик вступил на пешеходную «зебру» и неторопливо пошел, даже медленней, чем ходил обычно. Это был его старый трюк. «Ты будешь беситься, но ждать, пока я ме-е-едленно перехожу дорогу».

Но «буханка» и не думала сбавлять скорость. Она неслась на Зверева – и тот вдруг почувствовал страх. Ноги ослабели, редкие седые волосы на затылке встали дыбом. Словно машина задумала его убить. Обычно добродушная морда «буханки» – с круглыми фарами, словно вечно удивленными – вдруг показалась Звереву зловещей. Раздавить всмятку – вот что машина хочет. Страшным ударом подбросить изуродованное тело над мостовой, так, что очки улетят в одну сторону, крутясь и сверкая в лучах утреннего солнца… А тело полетит в другую. Не тело – мешок с костями… Зверев взмок, ускоряя шаги, и успел мысленно умереть, пока машина приближалась… Ближе. Ближе… О боже!

В последнюю секунду он успел выскочить из-под колес. Эххх. Его чуть не сбило воздушной волной, развернуло и дернуло. Старик с трудом удержался на ногах. Палка заскрипела, когда он налег на нее всем весом.

– Урод! – запоздало закричал Зверев. – Скотина! Напьются пьяные и ездят! Дебил!

Он хотел погрозить вслед тростью, но боялся не удержаться на ногах. Суставы таза яростно ныли.

Он открыл рот, закрыл. Пожевал пластиковыми челюстями. Прошло уже полгода, как их поставили в бесплатной клинике, за государственный счет, а они все еще натирали десны до крови.

Он пожевал челюстями – назло.

«С нашим государством ты вечно будешь чувствовать привкус крови во рту», – желчно подумал он.

– Дебилы! – крикнул он, уже без злости. Все-таки погрозил палкой.

И вдруг замер. Он увидел, как вдалеке «буханка» затормозила и начала разворачиваться. Зверева окатило холодом. Он повернулся и быстро заковылял обратно через переход. Домой, домой.

«Везде психи. Просто везде».

«Чуть не сбил», – отстраненно подумал Денис. Мысль не пробилась сквозь усталость, окутавшую его, а ударилась в нее и заскользила по поверхности, точно по льду. «Ну и черт с ним» – следующая мысль тоже была отдаленная и равнодушная. Когда темная фигурка появилась на дороге, измученный мозг не среагировал, чтобы дать телу сигнал о торможении.

«Я сейчас усну». Он вскинулся в последний момент, открыл глаза. Улицу начало клонить влево… Стоп!

Он нажал на тормоз, останавливая машину, чувствуя, как темнеет в глазах. Так, спокойно. Никакой паники. Он вдохнул глубоко, задержал дыхание – и выдохнул, медленно и плавно. Если делать это упражнение достаточно долго, организм перестанет думать, что умирает. Теоретически.

Он повернулся и заглянул назад, в салон. Вокруг ревело и грохотало, как в чудовищной жестяной банке.

– Аня, ты как? – спросил он. Потом сообразил и выключил магнитолу. Стало тихо – и жутко. Оказывается, весь этот грохот и рев помогал ему не думать, не вспоминать, отодвигал страх и боль в другую реальность.

– Аня?

– Н-ни…

Аня дышала быстро и поверхностно – и это тоже было неправильно. Возможно, повреждение легкого, пневмоторакс… или как его там? Или шок.

– Что? – спросил он. – Тебе что-то надо? Скажи, Аня!

– Н-ничего, – она говорила едва слышно, словно шелестящий на последнем издыхании вентилятор. – П-по… еали… – Аня устало прикрыла веки.