Галина Одинцова - Деревенская рапсодия

Динка ринулась к воротам, забыв, что у неё болит нога.

– Молока нацеди! Чем кормить буду дитя? Да дай сейчас ему насосаться, пусть спит. Некогда мне с двумя нянькаться. Огород вон неприбранный. Трава прёт! Помогать некому!

– Помогу, тётечка Полечка! Помогу. Отвлекусь немного. А может там какой и мужик нормальный? Городские бывают же нормальные?

– Не знаю, сейчас никаких не вижу нормальных. Гулять бы, да пить пиво! Распустилась молодёжь. Работать не хотят, по телевизору непотребщина сплошная, включать неохота!

Пелагея подхватила Люську, пустой таз и пошла в дом, ни разу не оглянувшись на Динку. Динка, снова хромая на подвёрнутую днём ногу, поплелась следом. Пашке что-то не понравилось и он начал плакать. Плакал каким-то особенным плачем: протяжным, тоскливым и жалобным. Словно кутёнок, потерявший свою мать.

Динка прижала его к своей груди:

– Ну, что скулишь, есть просишь? Пойдём в дом, покормлю…

Нинка не могла понять, где она и что с ней. Было темно и душно. Болела голова, ныла поясница, лицо, ныли скулы, как будто падала лицом вниз. Что с ней?

За стеной кто-то стонал. Протяжно и громко. Затем послышались мужские голоса и грохот. Стон прекратился, но за дверью послышались шаги. Щёлкнул замок, и яркий свет ослепил Нинку. Двое мужчин занесли женщину, бросили на матрац в углу комнаты, не говоря ни слова, отряхнули руки, вышли, закрыли дверь на ключ. Нинка подползла к женщине, взяла её руку, нащупала пульс. Женщина была жива, но без сознания.

Нина села рядом, опёрлась на холодную шершавую стену, прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что же произошло вчера. Как она попала сюда? И кто эта девушка? В темноте лица не разглядеть. Её волосы и одежда были мокрыми, видимо приводили девчонку в чувства, поливая водой.

Нинка даже не могла понять, какое сейчас время суток, сколько времени она провела в этой комнате. Хотелось пить. Она подползла к двери, стала стучать. Сил было мало, руки болели. Но её услышали. Щёлкнул дверной замок. Дверь приоткрылась и яркий свет проник в щель.

– Что надо?

– Пить.

Дверь захлопнулась, через несколько минут дверь снова приоткрылась и чья-то рука закинула бутылку воды. Бутылка покатилась внутрь комнаты и её не стало видно. Нина, шаря руками по полу, искала спасительную жидкость. А когда нашла, то долго мучилась, пока открыла её. Руки не слушались, зубы болели, было впечатление, что они вывалятся вместе с пробкой изо рта.

Нинка напилась, подползла к незнакомке и влила ей в рот несколько капель воды. Но соседка по камере даже не шелохнулась. Нинка схватила её за руку, но пульс нащупать уже не смогла. Её охватил страх!

– Помогите! Помогите! Эй, кто там!

– Что надо?

– Она умерла! Умерла!

Дверь захлопнулась. И Нина потеряла сознание. Она уже не видела, как открылась дверь, как вошли два амбала, схватили её за руки и за ноги, вынесли из загородного дома, закинули в багажник и увезли в неизвестном направлении. Короткие вспышки сознания тут же исчезали от адской боли во всём теле. Очнулась она от холода. И снова потеряла сознание.

Пелагея всю ночь ждала Диану, но та так и не явилась. Павлик проголодался, капризничал, кормить его было нечем. Сцеженное молоко кончилось ещё ночью. Люсенька спала. А Павлик никак не засыпал. Пелагея достала из шкафа простынь, порвала её на куски, сделала пелёнки. Обмыла парня чистой водой, запеленала в чистое, дала напиться воды.

Стрелка часов неумолимо двигалась вперёд, а Динки всё не было. Идти к Анке, так это на другом конце села, куда с детьми? Павлик успокоился, напившись воды, уснул. Но Пелагея понимала, что это ненадолго. Её не отпускала тревога. Она вышла на крыльцо. И не понимала, что делать дальше! Подошла к воротам. Улица была пуста. Её охватил страх!

Она вернулась в дом. Дети спали. Пелагея достала литровую банку из шкафа и, забыв, что у неё болят ноги, помчалась к бабке Вере. Она единственная на её улице держала корову.

Вера налила молока, положила в чашку творога:

– Что это ты, Пелагея, как с цепи сорвалась. Запыхалась. Гнал кто?

– Да Люська спит, боюсь проснётся, испугается.

– Ну да, ну да! А малой, ведь тоже у тебя? Лидка с утра сплетничала, что у Анки компания большая была. И Динку твою видели там. Шумели уж больно! Песни орали.

– Да, Павлик тоже у меня, Динки нет ещё, переживаю.

– Придёт! Куда тут деться. Беги уже!

Дети ещё спали. Пелагея вскипятила молоко, развела его кипячёной водой, налила в бутылочку, сварила манную кашу, кастрюльку завернула в полотенце, села напротив детей и стала ждать.

Старик Ираклий любил ранним утром прогуляться со своей собакой Принцем по парку. И каждый день у них происходил один и тот же разговор. Конечно, говорил только хозяин, но шпиц, в котором души не чаял хозяин, прекрасно понимал, о чём шла речь. Он то и дело поднимал свою хитрую мордочку вверх, как бы выражая своё согласие с хозяином.

–Прынц, не скачите как жэрэбец, ходите рядом! Угомоните свои таланты, кабель. Пугаете прохожих. Не портите мне своё воспитание!

Как всегда в конце парка в киоске Ираклий приобрёл утреннюю газету, прошёл до центра аллеи и сел на лавочку. Принц тут же заскочил туда же и прилёг рядом, опустив передние лапы вниз с лавки. Было такое впечатление, что он готов в любую секунду сорваться с места и мчаться вперёд.

Старик углубился в чтение новостей и не сразу заметил, что Принца уже нет рядом.

– Прынц, Прынц! Ко мне! Шо за фортеля вы мне выкинули! Прынц!Мужчина, вы собаку не видели? Только шо была тут. А вы не видели? Прынц! Прынц!

Старик носился по аллее, не убегая далеко от скамейки, на своих полусогнутых старческих ногах, хватаясь за грудь в районе сердца.

Вдруг где-то из-за лавки, в глубине сквера, послышался знакомый лай.

– Прынц! Ко мне! Ко мне!

Но шпиц не появился на призыв хозяина.

Старик, путаясь в траве и еле перебирая ногами, спешил на лай своего любимца. Принц выскочил навстречу хозяину и тут же ринулся назад, к кустам. Старик, не раздумывая, побежал за собакой. Если можно его размахивания руками и трусцой назвать бегом.

– Прынц! Фу! Фу, Прынц, ко мне!

То, что он увидел за кустом, лишило его дара речи и разума. Голая женщина лежала вниз лицом, а Принц лизал и лизал её лицо, ухо, которое облепили мухи. И вдруг старик услышал, что женщина стонет! Он схватил собаку за поводок и, что есть старческой мочи, поспешил к аллее парка.

Аллея была пуста. Он повернул к киоску с прессой.

– Там… Там… Держите меня за руки, иначе я упаду в обморок!

– Ираклий! Что с вами? Что так вас взволновало!

– Там в кустах, за лавкой, лежит женщина!

– Тю-у-у… так то часто тут женщины лежат. И мужчины тоже. Алкашня разная с вечера по кустам разбредётся…