Алёна Бессонова - Ты только руку протяни… Два детектива под одной обложкой

– Позволю себе с вами не согласиться, фрау Леманн, я чувствую бодрость и полноту сил. Имею молодую и очаровательную жену, на других красавиц смотрю с удовольствием, как на произведение талантливого художника, не более того… Вам я посоветовал бы сменить духи, они вас старят. Но я не напрасно сказал «посоветовал бы», вам ничего не хочу советовать, ходите так. Теперь, внимание, вопрос: вы ослушались меня и пошли в столовую, а не в свои апартаменты. Почему?

Эльза возмущённо вскинула плечи:

– Ну, я пока ещё жива. И так же, как и вы, элементарно хотела жрать.

Она повернулась и быстрым шагом пошла по коридору. Дойдя до своей двери, все же обернулась. Михаил поднял руку и слегка пошевелил пальцами. Эльза фыркнула, вздёрнула в негодовании плечо и так, перекособочась, скрылась за дверью. Исайчев вынул из кармана телефон, набрал номер:

– Сергей, веди вдову. Я готов к допросу… Ирина в столовой.

Войдя в кабинет, он увидел, что Ольга прослушала запись и дисплей его телефона ушёл в режим ожидания.

«Позвоню утром, пусть поспит», – подумал Михаил, с удовольствием представляя лицо жены.

* * *

Ирина вошла в кабинет с самой очаровательной улыбкой какая только имелась в её арсенале. Исайчев отметил, что к её светлому брючному костюму был добавлен чёрный траурный шарфик, в столовой его не было:

– Откуда? – Михаил взглядом указал на появившийся аксессуар.

– Шейный платок Сайруса, – вздохнула Ирина, – Брион передал мне его в столовой.

Вдова всхлипнула, затуманила взор траурной дымкой:

– Я не была готова к такому повороту событий… Не представляю своего дальнейшего существования. Мои девочки так любят отца…

– А Брион получается был готов, раз захватил скорбный шарфик? – усмехнулся Исайчев.

– Нет, что вы! – испугалась Ирина. – Он всегда возит с собой целую коллекцию платков.

– Ирина Витальевна, наш с вами разговор будет записан на диктофон…

– Я возражаю! – лениво сказала Ирина и встала со стула.

– Ирина Витальевна, прошу вас сесть, – попросил Исайчев.

– Нет, нет! Отпустите меня или уберите диктофон. Я под запись беседовать не буду…

– Сядьте, Ирина Витальевна, – вновь попросил Исайчев.

Но вдова, невзирая на просьбу Михаила решительно двинулась к двери и, подойдя, тихонько пальчиком поскребла облицовку.

– Откройте дверь, – едва слышно сказала она. – Иначе буду кричать, а потом скажу, что вы меня пытались изнасиловать… – она мило улыбнулась и добавила, – я не шучу…

Михаилу вновь пришлось извлечь из кармана телефон и набрать номер:

– Мамкин, мигом в аппаратную. Включи в резиденции аппаратуру наблюдения, а главное видеозапись моего кабинета!

Ирина резко отошла от двери, села. Лицо её выражало удивление пополам с вопросом:

– Я надеюсь, раньше видеозапись не велась?

Исайчев неопределённо пожал плечами.

– Как! – повысила голос Бурлакова. – Нам обещали…

– Ну, раз обещали, то, наверное, не велась…

Ирина безразлично махнула рукой:

– Хватит наводить тень на плетень, мой муж не позволил бы за собой подглядывать. Выключайте свой диктофон и спрашивайте под протокол, повторяю: под протокол. Что вы хотели? Надеюсь, беседа будет недолгой, – она посмотрела на часы, – светает, очень устала, с ног валюсь… Ну?

– Нет, уважаемая, теперь мы подождём моего помощника. Сейчас он отзвонится и начнём.

В замке двери послышался поворот ключа, и в кабинет заглянула физиономия в рыжих конопушках. Практикант Мамкин моргнул обоими глазами и исчез.

– Теперь можно! Представьтесь, пожалуйста, – попросил Исайчев. – Вынужден предупредить, что всё, что в данный момент происходит в кабинете, фиксируется в аппаратной на плёнку видеозаписи. Причём отныне запись будет вестись везде и всегда. Можете посплетничать об этом с другими.

Ирина, неожиданно для Исайчева, равнодушно пожала плечами, зевнула, прикрывая рот ладошкой.

– Итак, Ирина Витальевна, слушаю вас.

– Я, Ирина Витальевна Бурлакова, вдова убитого Олега Олеговича, по национальности еврейка, гражданка России и Германии. Мать двоих детей – дочерей Инги и Ульяны Бурлаковых. Постоянное место жительства Санкт-Петербург, улица Большая Морская. Что ещё?

– Назовите, пожалуйста, причину, по которой вы никогда не убили бы своего мужа.

Ирина с изумлением посмотрела на Исайчева:

– Как вы сказали?

– Я спросил, по какой причине вы никогда бы не убили своего мужа? – чеканя слова, повторил Исайчев. – Или всё-таки убили бы?

– О как! Отвечу по-еврейски, вопросом на вопрос: зачем?

– Хочу знать, хотелось ли вам когда-нибудь убить своего мужа. Говорят, у жён периодически возникает это желание, но что-то их останавливает. Хочу узнать, что останавливало вас?

– С его убийством в моей жизни ничего не изменится, – Ирина устало прикрыла глаза. – Почему вам неинтересно, по какой причине я не хочу говорить под диктофон, а под протокол согласна?

– Я знаю. Вы хотите зафиксировать свои ответы, но не эмоции. Эмоции хорошо проявляются в голосе, в интонациях, в паузах… Вы человек, привыкший вести себя по собственному усмотрению и не ограничиваться ни в чем. Вы плохо стравляетесь с объективными эмоциями и это может играть против вас. Я прав?…

– Объективными? – Ирина открыла глаза и с интересом посмотрела на Исайчева

– Да, да именно объективными. Эмоции имеют две стороны – субъективную и объективную. Субъективная сторона – это внутренние переживания. Объективная – внешние проявления. Внешние эмоции прорываются у вас помимо вашей воли и выдают вас с головой, особенно мелкие детали: всхлипы, вздохи, хмыканье, тон речи.

– Тогда чего? Если для вас эта мысль доступна, то выключите к чёрту этот ваш диктофон!

Михаил обвёл глазами кабинет и, едва наметив на лице улыбку, ответил:

– Вот здесь, сударыня, я могу позволить себе вести себя как хочу, – Михаил специально выделил голосом местоимение «я». – Ограничиваюсь только рамками закона. Закон в данный момент позволяет мне вести допрос под запись. Вам эта моя мысль доступна?

– Тогда я требую адвоката… – Ирина опять зевнула и, вытянув ноги, расслабилась.

– Видите как сладко вы зеваете. Делаете вид что вам всё равно? Хотя в данный момент как раз вам и не должно быть всё равно. Вы что-то неумело скрываете? Что?

– Спать я хочу! Просто устала. Ночь на дворе. – Хочу адвоката, пусть он мозгами пошевеливает.

– Поясняю, Ирина Витальевна, что свидетель, а вы в данный момент свидетель, не может воспользоваться помощью адвоката. – Исайчев старался говорить, не повышая голоса. – Участие юриста при допросе свидетеля в соответствии с положениями Конституции РФ существа дела не меняет, так как юрист лишь присутствует при допросе, но правами защитника не наделён. И ещё… вы хотите, чтобы завтра вся пресса и интернет гудел об убийстве вашего мужа, а хозяин резиденции попал в неловкое положение? Независимо от того, что вы сейчас мне ответите, мы с вами выйдем из усадьбы, только тогда, когда я найду убийцу. А потом жалуйтесь, куда хотите и как хотите. Итак, продолжим вашу фразу: «С его убийством в моей жизни ничего кардинально не изменится». Почему?