Алёна Бессонова - Ты только руку протяни… Два детектива под одной обложкой

Исайчев видел, как в глазах Ирины возникал огонь, зрачки расширились, у глаз наметились морщинки:

– Как всё это скучно. Вы прекрасно понимаете, что его смерть мне ни к чему. Да, с ней в моей жизни по большому счёту ничего не изменится. Хотите, чтобы я сказала почему? Пожалуйста! Но это долго…

– Ничего, потерплю…

– Я пошла за Олега по большой любви, думала, её хватит на нас двоих. Страсть, с которой Олег был со мной в первую ночь, больше никогда в нём не вспыхивала. Как родила девчонок? Не пойму… Хотя, о чём я? На это много времени не требуется. Олег относился ко мне… – вдова задумалась, подыскивая сравнение, и, не найдя его, выкрикнула, – он никак ко мне не относился! Вот к попугаю он относился! Подходил к клетке, теребил его хохолок и говорил всегда одну и ту же фразу: «Ну и дураки мы с тобой, Попка!» Мне он не говорил вообще никаких слов… Он со мною вовсе не разговаривал… Трахал периодически, чтобы сбросить напряжение, а разговорами не удостаивал… Денег на мои «хотелки» не жалел. Мне казалось, что даже дочек он не любил. В родильный дом за мной приезжал его помощник. Он всегда был на очень срочных и важных переговорах. Бизнес – вот то, что ему дорого, – Ирина вздохнула и поправилась, – было дорого. Его любимая фраза: «Мужик должен делать дело». Знаете, мне кажется, со мной он не разводился именно потому, что не хотел делить этот свой бизнес. И что, по-вашему, у меня изменится с его гибелью? По-человечески мне его жалко, но… все человеческое из меня давно вытекло… – Ирина замолчала и отвернулась к окну.

Пауза затянулась, и Исайчев решил прервать её вопросом:

– Кто, по-вашему… – закончить фразу не удалось. Ирина смотрела не на него, а перевела отрешённый взгляд в угол комнаты. Исайчев обернулся, но ничего особенного там не заметил.

«Иногда и я ищу затерявшиеся мысли и воспоминания по тёмным углам», – подумал Михаил, а вслух произнёс:

– Ирина Витальевна, ау!

– Если бы он шевельнул пальцем в мою сторону, – тихо, будто сама себе заговорила вдова, – хотя бы раз позвал, как мужик, как любящий мужик… Он на второй день после свадьбы поставил передо мною задачу: для моего бизнеса нужно, чтобы ты выглядела красивой с восьми утра до полуночи. Я старалась… – Ирина вскинула на Исайчева полный ненависти взгляд. – Однажды перестаралась, он швырнул меня одетую, с макияжем в бассейн, крикнул: «Вымойся, воняешь! Духи должны быть строже, не как у шлюхи». Уехал, вернулся через неделю, подошёл ко мне, повёл носом: «Теперь хорошо. Умеешь, когда хочешь…» И всё… даже не извинился, скотина…

– Вы изменяли мужу?

– Никогда… никогда… Я ему была верна, как Пенелопа…

– Кого подозреваете в убийстве?

– Из тех людей, что сейчас находятся в резиденции, никого… Из них никто не мог…

– В этом случае Олег Олегович остался бы жив.

– Да-да, – согласилась Ирина, – но о себе я знаю точно: я этого не делала. Эльза – удавит любого, кто подойдёт близко к её кумиру. Усачев – никогда. Он ему более чем обязан и его ребята тоже. Сайрус с Гуидо? Зачем им это? Сайрус адвокат, и Бурлаков у него единственный крупный клиент. Люди из списка журнала «Финанс» обычно стараются не мараться голубыми связями. Это одному Бурлакову было до фонаря. Для него главное, что у Бриона отлично варит голова. Остальное не в счёт. Сайрус ценил это. Гуидо? Я не слышала, чтобы повара такого уровня травили своих клиентов… Гуидо входил в WACS – Всемирную сеть ассоциаций поваров, он лучше руку себе отрубит, чем навредит клиенту. Вылететь из поварского сообщества легко, обратно войти невозможно, а Гуидо потомственный повар. И даже мои куриные мозги понимают, что смертью он доказал свою непричастность. Разве нет? Слаповский? Мог! Но не в этот раз…

– Отчего же?

– Он ненавидел Олега…

– Было за что?

– Было. Давняя история, он ему мстил. Гадко, мелко, постоянно. Этим тешил себя. Подпитывался энергией мести. Ему убить Олега – означало лишиться удовольствия пакостить ему. Знаете, как иногда официанты плюют в тарелку непонравившемуся им клиенту. Плюнет и смотрит, как тот ест. Клиент ест, а у официанта оргазм. Так и Слаповский. Но всё же самой большой его мечтой было рассказать о своём плевке Альке. Он ждал момента. Лешка локти себе грызёт от обиды, не успел… Ну, не успел сказать! Алька ушёл, так и не узнав о его исполненной мести…

– ?

Ирина замахала сразу обеими руками:

– И не вопрошайте! Это не имеет к убийству Бурлакова никакого отношения. Я сказала всё, что сказала, только для того, чтобы вы поняли – Алексей не убивал Олега. Не тратьте понапрасну время на него.

– Вы свободны, идите к себе, – неожиданно произнёс Исайчев.

Он подошёл к двери, открыл её ключом и, увидев удивлённое лицо вдовы, пояснил:

– Наша беседа не закончена, она возобновится позже… идите…

Ирина лениво встала, потянулась и, приблизившись к следователю, подняла руку на уровень лица Михаила, пошевелила указательным пальцем из стороны в сторону:

– Даже не думайте, вам не удастся выведать тайну Слаповского, по крайней мере, сейчас…

Михаил легонько подтолкнул Ирину за дверь:

– А вот Алексей Иванович рассказывает о вас с бо́льшим удовольствием, чем вы о нём. Причём мно-о-гое, мно-о-огое… Я позднее дам вам послушать запись. Идите…

Он с потаённым удовольствием увидел изумлённое лицо Ирины и захлопнул перед ней дверь.

Покружив в режиме быстрой пробежки по кабинету, Михаил присел на удобный мягкий диван и, откинувшись на подушки, посмотрел в окно. Там, к сожалению, не было тополя – дерева, которое за окном его рабочего кабинета в Следственном комитете помогало думать. Оно медленно покачивало могучими ветвями и переводило похожие на бурную метущуюся реку мысли Михаила в спокойное русло.

– Она не так глупа, как мне показалось вначале… – Исайчев пытался подавить досаду, возникшую после разговора с женой Бурлакова. – Где же этот пройдоха Роман Валерьевич, долго он ищет Сахно. Неужели Сергей Викторович, отсудив наследство у своих неожиданно обретённых родственников, уехал из города. Придётся искать переводчика, а это долго… Времени совсем нет…

На бюро завибрировал телефон. Дисплей высветил надпись «Копилка». Михаил с радостью нажал зелёную кнопку:

– Привет, родная! Почему не спишь? Уже светает…

– Мцыри, мне не даёт покоя запись допроса Эльзы. Она не просто истерит, она делает это осознанно, специально. Эльза чего-то боится. И потом, Мишка, ты что её треснул? – голос Ольги звучал недовольно.

Она не видела, как Исайчев, припомнив этот момент допроса, начал в гневе раздувать щёки, но она услышала в трубке грозное сопение мужа.

– …Так… так… так, я чего думаю-то… – виновато пропела Ольга, – наверное, я тоже треснула бы… Но это нехорошо! Отвратительно это!