А. Э. В. Мейсон - Часы и дилеммы. Серия «Мир детектива»

Старуха Анджела с начала до конца не произнесла ни одного слова.

Как раз в эту минуту Джоанна оторвалась от окна, бросилась в комнату Мэри Коль и упала на пол в обмороке, который изгладил в ней всякую память о происшедшем. До этого момента в комнате Брамлея.

– Я стыжусь самой себя! – сказала она, вскакивая с кресла. – Четыре года эти убийцы спокойно ходили на своей ферме, а я ничего не делала.

Брамлей поднял руку.

– Нет надобности что-либо делать. Когда Мэри Коль рассказала мне то, что знала, имя Педру показалось мне знакомым. И в ту же ночь я припомнил любопытную историю, которую прочел в газете. Я ее разыскал.

Он вынул вырезку из газеты из своего стола.

– Продолжение так же поразительно, как то, что вы мне рассказали. Слушайте. В прошлом году Барилье, под действием растущего угрызения совести за свою трусость, начал пускать темные намеки. Наконец, он стал потихоньку рассказывать, что молодой Шарль Педру совсем не покончил собой, а был убит отцом. На семью Педру стали смотреть искоса, и старик Нарцисс, так же державшийся за свою репутацию, как за свои деньги, подал в суд на Барилье за клевету, думая, что человек, однажды оказавшийся трусом, струсит и вторично. Но Барилье рассказал то, что видел, довольный случаем облегчить свою совесть, и рассказал это с такими подробностями, что никто в суде не усомнился в его правдивости. Нарцисса Педру арестовали, и в ночь перед тем, как его должны были повести к следователю, он повесился на своих подтяжках на решетке тюремной камеры.

Брамлей передал Джоанне вырезку из газеты, которой было недель шесть.

– На этом мы можем остановиться, – сказал он.

Джоанна кивнула. Она взяла веревку и с любопытством на нее поглядела. Потом она обернулась и протянула ему обе руки.

– Я не могу вас достаточно отблагодарить за то, что вы для меня сделали. Теперь я свободна.

В тот вечер в гостиной миссис Мэйн присутствовало всего двое молодых людей, и вполне естественно, что они сидели поодаль и разговаривали друг с другом. По крайней мере, так это определила Синтия Мэйн. В действительности же, молодой человек искренне слушал, и Синтия ощущала чувство полета. Ее голос дрожал, и лицо было взволнованным, ее шарм, чуть игривый, очаровательный наряд – все указывало на то, что она успешно решает одну из великих задач мира. Но это было не так. Она спорила со своим кавалером так, как Синтия понимала сущность спора: куда им стоит пойти, чтобы танцевать всю ночь напролет, как только эти надоедливые старики заснут в своих постелях. Пойти ли в «Фифти-фифти», «Эмбасси» или в «Кафе де Пари»? Но так и не найдя нужного решения, Синтия внезапно сдалась. Она откинулась на спинку стула и уронила руки на подлокотники.

– Я боролась весь вечер, и у меня не осталось сил, – сказала она угрюмо. Затем она резко встала и, отдернув штору, выскочила на балкон.

Там, сбитый с толку, ее и обнаружил спутник. Наклонившись вперед, локтями она опиралась о красную обивку балконного парапета, а ладонями сильно давила на глаза в тщетной попытке избавиться от преследовавшего ее видения.

– Синтия, что, ради Бога, я сделал, что обидел тебя? – виновато спросил юный джентльмен.

Синтия, подняв голову, пристально на него взглянула. Она сочла его вполне естественный вопрос совершенно неподходящим.

– Ты, Джим? О чем ты? Ничего, конечно.

Она посмотрела на Грин Парк и откинула голову как будто хотела искупать лоб и шею в его прохладной тени и успокоить свое волнение.

– Это один из маминых званых вечеров, – сказала она. Там есть люди, с которыми я не знакома. Возможно, она без меня встречалась с ними весной в Каире, Тунисе, Алжире или где-то еще. Так как же я могу сказать, кто из них делает это, правда?

– Да, вряд ли, – подтвердил Джим.

Синтия попятившись от пролетевшего по дорожке перед ней листка бумаги, нахмурила свой красивый лоб и стала рассматривать гостей ее матери через зазор в шторах. Джим, угрюмо оглянувшись, забыл о манерах.

– Это обыкновенное сборище. У них ничего нет против тебя, – сказал он.

– Да, но один из них не является частью этого сборища, – с осуждением заметила Синтия. Он это и делает.

Джим шутливо протянул: «Все это делают». Но этим летним вечером его тактичность была особенно сильна.

– Что делают, Синтия? – мягко спросил он.

– Тише!

Изящная ладонь сжала рукав его пальто. Синтия нуждалась в обществе, а не в беседах.

– Меня ждет ужасная ночь, Джим, пока мы не выставим оборону.

Синтия была такой несчастной. Джим перевернул свою ладонь и взял ее за руку.

– Я знаю. Мы сейчас выскользнем и сбежим. Моя машина стоит у входа.

Синтия лишь встряхнула головой.

– Это будет несправедливо по отношению к Мамочке. Нам надо подождать. Они все скоро уйдут. Кроме того, для меня важно выяснить, кто из них это делает. Потом я смогу быть уверенна в том, что кто бы он ни был, ему никогда больше не переступить порог этого дома.

Это было ужасной угрозой, но Джим осознал, что так было бы справедливо. У людей не было права поступать с Синтией так, что она боялась ночи, несмотря на то, что все происходило в гостиной. Должно быть, они сделали ставку на черное. И вдруг ужасающее объяснение несчастья Синтии сразило его.

– Дорогая, ты ясновидящая? – со страхом спросил он. Он развернул ее к себе и с удовольствием изучал. Он рассмотрел ее с головы до ног – от аккуратно уложенных в прическу каштановых волос до миловидных ступней. Она была стройным, длинноногим, субтильным созданием. Все его знания о медиумах сводились к мысли о том, что, как правило, они были склонны к полноте и габаритам. Он вздохнул с облегчением, но Синтия посмотрела на него с большим любопытством.

– Нет, – ответила она после минутного размышления. – Только одно. А больше никаких странностей. Но то не моя вина. Есть явная причина. – И она, задыхаясь, тревожно спросила: – Я не кажусь тебе скрытной, Джим?

Джим твердо заверил:

– Никто не был столь открыт.

Синтия облегченно вздохнула.

– Спасибо. Ты успокоил меня, Джим. Теперь я могу сказать тебе больше. Об этом – кто-то в гостиной о нем знает. И весь вечер думает об этом. И заставляет меня о нем думать – придя сегодня вечером сюда, чтобы навевать мне эти мысли. И это кошмар!

И она вдруг показала рукой на территорию Грин-Парка, от Пикадилли на севере до Букингемского дворца на юге.

– Да, кошмар, – повторила она низким голосом.

Она наблюдала за проходящей мимо ужасающей процессией, бесконечной и всегда с севера на юг. Она двигалась не под тенью деревьев, а вдоль каймы дороги между аккуратных рядов полей под жарким солнцем и знойным воздухом, желтым от пыли. Начиналась процессия со стада белых волов, вслед за которыми шли козы, и замыкали шествие блеющие овцы.