А. Э. В. Мейсон - Часы и дилеммы. Серия «Мир детектива»

– Когда ты об этом расскажешь, то не будешь больше думать. Освободишься от тирании своих воспоминаний.

Синтия взглянула с любопытством, почти с надеждой на Мадам Д’Эстури.

– Мне бы хотелось, – сказала она.

Возможно, все эти повторяющиеся кошмары, навязчивые идеи были предупреждением того, что стоит рассказать и принять наказание. Она сделала последнюю попытку уклониться.

– Однажды я приду поговорить с вами, мадам Д’Эстури, очень скоро. Сегодня вечером мне нужно развеяться.

Мадам Д’Эстури покачала головой.

– Тебе понадобится пять минут на то, чтобы все рассказать, а юный джентльмен не будет против подождать десять минут.

У Синтии не было подхода к своему нежеланному посетителю. Мадам Д’Эстури была такой же неприступной, как и Джим. И она обладала огромной властью, которую ей давала цель, незабываемая ни на час в течение десяти долгих лет. Молодая девушка, добрая, самостоятельная, изысканная и благородная от макушки до кончиков пальцев. Несмотря на свою веру, что мир принадлежит исключительно молодым, она послушно сидела перед лицом обыкновенного и довольно невзрачного собеседника и зачитывала свой рассказ. Чтение – наиболее подходящее слово. Ее воспоминания были такими непрерывными и ясными.

Захватывающие события происходили и в нашей маленькой деревне. Однажды утром я обнаружила, как старый школьный учитель и мэр Полидор Кромек катили два больших столба на дорогу и закрепляли их тяжелой цепью.

– Пусть теперь шпионы приходят! – закричал Полидор Кромек. – «Ah, les salauds! 1 1 Ах, негодяи! (фр.) – Здесь и далее примечания переводчика. Мы будем готовы.

Он сделал большой глоток темного пива и объяснил «маленькой мисс», как он меня называл, что днем и ночью у цепи будет охрана, и никто не придет без разрешения.

Полидор развлекал меня в то время. Он был низким, приседал и шатался. У него был громкий раскатистый смех и большие руки и ноги, соответствующие ему. И он носил огромные закрученные черные усы, которые я обожала. Потому что они покрывались пивной пеной, превращавшейся в маленькие лопающиеся пузырьки. А потом он высовывал огромный язык и облизывал их. Он знал, как я обожала наблюдать за этим зрелищем, поэтому всегда старался создать маленькое представление. Я наблюдала за ним и хлопала руками, когда он заканчивал. Полидор лопался от смеха.

– Хорошая маленькая мисс! Ложись спать без страха! Никто не пройдет. Courage! Courage! 2 2 Смелей! Смелей! (фр.)

Полидор тогда все время выкрикивал: «Courage!», хотя я не могла представить зачем. Мы, конечно, знали, что во многих милях от нас солдаты вели бои, но это не было нашей реальностью. Пока. Наша деревня была в стороне от главной дороги, шедшей на восток и запад позади холма, недалеко от железной дороги. Она располагалась в местечке изгиба Морина рядом с проселочной дорогой, которая больше никуда не вела.

Три последующих недели наша деревня дремала под солнцем, а Полидор кричал: «Храбрость и мужество! Мы их достанем». Потом Полидор перестал кричать, и ходил с кислым и угрюмым лицом. А если видел меня, то пожимал плечами и говорил горько: «Конечно, это всего лишь Франция». Как будто, если я не была француженкой, то у меня были какие-то преимущества перед Францией. Повозки беженцев день за днем скрипели по дороге на другой стороне холма, а мы слышали звук тяжелых орудий, приближавшихся каждый день. Моя гувернантка собиралась переоборудовать замок под госпиталь. Однажды ночью, в последнюю ночь, когда я засыпала в Шато Доре, я вдруг услышала среди мертвой тишины совершенно новый и странный звук. Как будто мальчик бегал по дорожке и стучал палкой по железным рельсам. Так я впервые услышала пулеметную очередь.

На следующее утро, сразу после завтрака, я побежала в деревню. Весь совет деревни собрали в мэрии, а остальные жители стояли молчаливо снаружи, наблюдая за происходящим в окно. Пришли вести, что мы были окружены уланами. Все верили в это. Уланы! Были крестьяне, помнившие 1870 год 3 3 Автор имеет в виду Франко-прусскую войну, которая закончилась битвой при Седане, когда был пленен Наполеон III. . Само это название несло панику и отчаяние. То, что произошло дальше, ошеломило всех. Из-за деревьев вышла группа из четырех мужчин в форме. Женщины и даже несколько мужчин закричали: «Уланы! Уланы!»

Деревенский совет поспешно закончился, и все устремились на улицу. Полидор тер лоб огромным цветным полотенцем и, шумно дыша, выкрикивал проклятия. Первым, кого осенила догадка, был старый учитель:

– Это французская форма. Они зуавы, – закричал он.

И все начали пробираться к ним, с облегчением выкрикивая благодарность. Но энтузиазм спал, как только мы подошли ближе. Все увидели, что трое зуавов поддерживали и почти несли четвертого. Он был маленьким лейтенантом, почти мальчиком и очень красивым. Он был таким же белым, как лист бумаги, а в глазах стоял ужас боли, хотя губы улыбались нам. Кровь сочилась из-под формы на груди. Мне он показался молодым раненым божеством.

Я пробралась сквозь толпу и сказала:

– Его надо доставить в замок. Там мы будем ухаживать за ним.

Но один из солдат покачал головой и с благодарностью улыбнулся.

– Нет, мисс. Мы должны оставить его здесь в первом доме. Если кровотечение остановить, и он сможет лежать смирно, то выживет. Многие смогут. Кроме того, нам нужно найти свою часть.

Первым домом в деревне был небольшой универсальный магазин и лавка сладостей, которые держала мадемуазель Кромек, увядшая старая дева и сестра мэра.

– Но он испортит мою мебель, – воскликнула она, стоя у двери своего магазина и преграждая дорогу.

Буря недовольства поднялась со стороны жителей деревни, у которых не было мебели, которую можно было бы испортить. Со всех сторон я слышала:

– Ты слышал нечто подобное?

– Для тебя есть француженка!

– Грязная лисица!

– Кулаки дрогнули, а рты плюнули.

Единственными добродушными людьми были солдаты.

– Пойдем, матушка, – сказал тот, что улыбнулся мне. Представь на мгновение, что этот прекрасный парень твой сын.

Они добродушно отстранили ее, внесли паренька и очень аккуратно уложили на диван. Затем их главный (он носил сержантские нашивки) снова вышел, и подойдя ко мне, обратился:

– Мадемуазель, – сказал он, в вашем Шато есть повязки и тот, кто сможет ухаживать за раненым. Наш юный офицер – хороший парень. Я поручаю его вам. Нам бы всего бокал вина поскорее, нас отправили от батальона, нужно вернуться назад.

Мы все почувствовали какое-то воодушевление благодаря этому веселому и рассудительному солдату. Полидор побежал по узкой проселочной дороге к своей таверне за вином и стаканами. Между тем, я, будучи девятилетним ребенком, побежала домой так быстро, как только ноги могли нести меня. Мое сердце наполнилось гордостью. Улыбчивый солдат выбрал меня и доверил молодого раненого бога моей заботе. Однако, не добежав до дома, я услышала радостные голоса и посмотрела вниз со склона, ведущего в замок. Я увидела, как солдаты спешили вернуться в лес и размахивали фуражками на бегу. Я ворвалась дом, рассказала о произошедшем своей гувернантке и Онорин, одной из служанок. Втроем, нагрузившись мотками нити, хлопчатобумажной тканью и пузырьками с дезинфицирующим средством, а также пижамами, мы побежали обратно в маленький универсальный магазин.