А. Э. В. Мейсон - Часы и дилеммы. Серия «Мир детектива»

– Анри, – прошептала я. – Господин Анри! – В ответ не прозвучало даже вздоха.

Я была уверена, что он умер. Я слышала свои собственные рыдания. Но я должна была убедиться. Я толкнула дверь. Было заперто. Я сначала тихо постучала, потом в ярости. Ничего. Дом был пуст, как и все остальные. Случайно обнаружив ведро, я перевернула его дном к земле и, стоя на нем, забралась в комнату через открытое окно.

– Господин Анри, – прошептал я. Я ужасно боялась, но должна была убедиться. На кушетке никого не было. Простыни исчезли. Я подкралась к углу, где я видела его сложенную форму. И она тоже исчезла. Как и его штык, стоявший у стены. Не было никаких следов присутствия. Меня охватила паника от этой темной пустой комнаты. Я подбежала к окну и выбралась через него. Спрыгнув на землю, я уронила ведро. Мне показалось, что прогремела канонада. Я бросилась бежать, но кто-то схватил меня за руку. На грани полуобморочного состояния, я услышала жесткий дружеский голос:

– Мадемуазель, вы! Что вы здесь делаете? Вы должны были уйти с остальными. Все женщины покинули деревню. Это приказ. Вы, что, не знали этого? – и он ласково пожал мне руку. Как же вы меня напугали, честное слово! Нельзя так пугать старика!

– Мы собирались сегодня ночью, папаша Франсуа, – ответила я. – Мы едем в Барбизон. Но я хотела попрощаться с зуавом и убедиться, что он в порядке. А он ушел, папаша Франсуа.

– Конечно, ушел. Разве вы не знали? Вы не слышали? Они займут деревню завтра утром.

Я не хотела спрашивать, кого он имел ввиду.

– Они поймали меня в лесу и отправили обратно с посланием для мэра. Если в Нойли-сюр-Морине найдут французских солдат, оружие и даже французскую форму, то они сожгут каждый дом дотла. Мы не могли оставить офицера в самом первом доме, в который они нагрянут, в доме мадемуазель Кромек. Понимаете, маленькая мисс? Бедный папаша Франсуа разрывался между резней за свою деревню и жалостью к молодому офицеру. – Дом сестры мэра. Нет, тогда, наверняка, всех уничтожат. Поэтому мы его перенесли, очень осторожно. На носилках. Мы не навредили ему. О, нет.

– Где он сейчас, папаша Франсуа? – оборвала я.

Старик колебался и путался. Ох, понадобились бы годы, чтобы вытянуть из него правду, пока он рыдал и шептал, стоя на той темной улице.

– Это единственное место… Он там в безопасности… Деревня тоже. А ведь это не так уж плохо. Он ведь солдат. В прошлом месяце он спал во многих местах и похуже…

– Где!? Где!? – выпытывала я.

– Это в Пожарном укрытии. Но это всего на час-два. Ночью месье мэр и Гаврош увезут его через Морин и спрячут в безопасности на ферме.

Я не стала ждать последующих оправданий. Я вырвала свою руку и побежала через улицу. Да, у нас было пожарное укрытие позади трактира, на берегу реки. Жалкая маленькая хижина, заполненная противопожарным инвентарем и с насыпным полом. Я больше не боялась. Я обезумела от чувства, чувства маленькой девятилетней девочки к молодому богу в форме, сошедшему с облака. И он попросил меня выйти за него замуж. А они так к нему отнеслись! Я не сомневалась, кто это были – Полидор Кромек, его сестра со своей мебелью испорченной кровью раненого и маленький хорек Гаврош!

Бежа в припрыжку, с выпрыгивающим из груди сердцем, я чуть не врезалась в заграждение из лозы, выстроенное вдоль дороги по обе стороны от трактира, укрывающей столики. Однако, вовремя ухватившись, я уже бежала вдоль лозы, задержав дыхание и слушая биение собственного сердца.

Как раз с другой стороны ограды, в стороне, за столиком, на который не падал свет от открытой двери, сидели Полидор и Гаврош и пили. Я ошибочно подумала, что они услышали меня, но потом я убедилась в обратном и вот почему.

Перед ними стояла откупоренная бутылка, и Полидор хриплым хвастливым тоном произнес:

– Ещё стакан, старый товарищ! Я не достаю такой коньяк, как этот, каждому клиенту. Нет!

– Он хорош, – ответил Гаврош. Нам нужен этот напиток для свершений во имя спасения этого маленького уголка Франции. А? мой друг.

Они оба были наполовину пьяны. Я не обращала внимание на то, что они говорили. Они разглагольствовали о Франции, думая лишь о себе. И они еще не переправили мое раненое божество через реку. Я прокралась по траве к пожарному убежищу. Оно выступало черным силуэтом в ночи. Но у меня были глаза, как у кошки, и я могла видеть треугольник крыши. Дверь была не заперта. Я растворила ее.

– Господин Анри, – тихо сказала я, и он ответил откуда-то снизу, у моих ног. Там для него было устроено место, посреди комнаты, между двигателем и дверью. Они положили его носилки на насыпной пол.

– Вы! Маленький ангел! – шепнул он испуганно. – Что вы здесь делаете? Вы должны были уехать несколько часов назад.

Я опустилась на колени рядом с ним. Он дрожал от холода.

– Скоты! Скоты!

Он поднял руку и прикоснулся ею к моим губам.

– Послушайте! Прежде чем вы уйдете, обещайте мне, малютка, вы никому не скажите, даже своей матери, ни слова о том, что случилось этой ночью. Ради чести Франции!

– Не понимаю, – зарыдала я.

– Но вы поймете, дорогая. Поцелуйте меня! Спасибо! Помните! Ради чести Франции! Теперь идите! – и так как я не двигалась, его голос внезапно стал сильнее. – Тогда я сяду и это убьет меня.

– Нет, нет! – взмолилась я, вскочив на ноги. И через открытую дверь мы оба услышали, как мэр и Гаврош уговаривали друг друга пьяными голосами, споткнувшись на траве.

– Скорее посмотрите! Они несут фонарь? – спросил Анри. Он испугался сейчас, испугался за меня. С утра того дня, я больше никогда не ошибалась в нотках страха в мужском голосе.

– Нет, у них нет фонаря.

Зуав вздохнул с облегчением.

– Тогда, бегите! Бегите, маленькая возлюбленная! Так быстро и тихо, как только можете. О, пока есть еще время, дорогая. – И его голова упала на подушку. – Видите, я ничего не могу сделать!

В его голосе была такая настойчивость, что я сразу же выскользнула из убежища, спрятавшись за кустом на берегу реки, и услышала, как Полидор сыпет проклятиями, стучась в открытую дверь убежища.

– Значит, у вас был гость, мой лейтенант, – сказал он, и я никогда еще не слышала такой лживой сердечности в его голосе.

– У меня? – ответил Анри, и он говорил так громко, как только мог. – Мне стало душно. Я толкнул дверь здоровой рукой.

– Да, печально, – согласился Гаврош. – Но все, кто остались в деревне, сейчас спят. Мы можем отвезти вас, мой лейтенант, в место, где о вас никто не проговорится. Мягко! Мягко!

Двое мужчин отошли от убежища с носилками в руках. Они понесли его, но не на восток к мосту, а на запад, туда, где моста вообще не было. Они были пьяны. Я подумала, что они ошиблись с направлением. Я выбежала из укрытия, с намерением окрикнуть их и услышала проклятие, когда один из них споткнулся, или мне так показалось. Я услышала громкий всплеск, увидела в темноте белый водоворот и то, как вспенилась река. Сквозь всплеск я уловила звонкий срывающийся крик: