Павел Амнуэль - Что там, за дверью? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 24

– Да, – напомнил о себе Бронсон некоторое время спустя, потому что сэр Эндрю надолго замолчал, в деревне зажглись огни, фонари на столбах, стоявших по обе стороны центральной улицы, осветили фасады нескольких домов, а остальные давали о себе знать тусклыми прямоугольниками окон.

– Вы собираетесь проводить официальное расследование? – выдавил сэр Эндрю.

– Я здесь в гостях, – сказал Бронсон. – Никто в Ярд официально не обращался, если вы это имеете в виду. Но если с леди Элизабет действительно все в порядке и вы одним своим словом можете заткнуть рты недоброжелателям…

– То почему я этого не делаю? – завершил фразу сэр Эндрю.

– Конечно, – кивнул старший инспектор. – Я понимаю, объяснять что бы то ни было – выше вашего достоинства… вы не обязаны…

– Господи, старший инспектор, вы же знаете Стефана, вы с ним работали, он о вас так хорошо всегда говорил… Скажите честно, что, по-вашему, он сказал бы, увидев… скажем, боевой треножник марсиан из романа «Война миров»? Или если бы ему довелось быть на месте того полицейского, что преследовал беднягу Гриффина в «Человеке-невидимке»?

– Вы хотите знать, как Стефан воспринимает необычное? – Бронсону пришлось ненадолго задуматься, чтобы дать ответ, способный удовлетворить собеседника. – Стефан обеими ногами стоит на земле, вы понимаете, что я имею в виду. Увидев боевой треножник, он решит, что это маневры с применением нового секретного вооружения, и сделает вид, что ничего не заметил, потому что дела армии его не касаются ни в коей мере. А если бы ему довелось преследовать Гриффина… Думаю, он поступил бы так же, как сейчас – позвонил в Ярд и попросил инструкций или подкрепления.

– Вот именно, – сказал сэр Эндрю. – А остальные… Милые люди, каждый со своими недостатками… Готовы принять помощь, не понимая, откуда эта помощь исходит. Сами готовы помочь, если это не требует от них самопожертвования… Но если я скажу кому-нибудь… Мистеру Роджерсу или милейшему доктору Фишеру, и уж, тем более, миссис Герштейн или мисс Студер… о том, что есть четвертое измерение, или о том, что с приближением к скорости света размеры движущихся тел сокращаются, или о том, что существуют такие сферы, которые не излучают свет, потому что даже свет движется не так быстро, чтобы покинуть притягивающую оболочку…

– Вы читали Эйнштейна? – не удержался от восклицания Бронсон.

– Вы тоже? – поинтересовался в свою очередь сэр Эндрю.

– Ну… – протянул старший инспектор, – не настолько я умен, чтобы читать научные журналы, но у меня есть хорошие знакомые в этом мире, а книги мистера Уэллса я люблю с детства, на прошлой неделе приобрел роман «Люди как боги», почему-то эта книга не попадалась мне раньше, хотя написана восемь лет назад. Еще не читал, времени не было, хотел было взять с собой, но… забыл, честно говоря…

Что-то я разговорился, подумал старший инспектор и, прервав фразу на середине, добавил:

– Пожалуй, я понимаю, что вы хотите сказать. Но мы говорили не о книгах и не о мистере Герберте Уэллсе. Речь о…

– Да, конечно, – сэр Эндрю встал, отряхнул брюки и протянул Бронсону руку, чтобы помочь ему подняться. – Пойдемте со мной, старший инспектор. Мне нужен совет, и вы, возможно, сумеете его дать.

– Я предупрежу…

– Не нужно, – сказал сэр Эндрю. – Я знаю Стефана, он последует за нами, воображая, что мы его не видим. Не хочу, чтобы наш разговор слышал кто-нибудь еще.

Бронсон поднялся со ступеньки, ноги от сиденья в неудобном положении неприятно гудели. Он подумал, что, если сэр Эндрю прячет леди Элизабет в подвале, то не станет заманивать туда полицейского из Скотланд-Ярда, игра идет какая-то другая, и то обстоятельство, что хозяин Притчард-хауз пытается отвлечь внимание ссылками на Уэллса и Эйнштейна, свидетельствует о том, что он, скорее всего, действительно сотворил что-то со своей Лиззи… что? Не убил же он ее, в самом деле!

Бронсон шел за сэром Эндрю, стараясь не споткнуться в полумраке, они вышли из освещенного уличными фонарями пространства, и звезды воссияли над ними так ярко и насыщенно, что старший инспектор остановился и, задрав голову, принялся искать знакомые созвездия, выглядевшие совсем не так, как в Лондоне – они не то чтобы стали ближе, но оказались будто внутри его черепной коробки: Большая Медведица, и Малая, и крест Лебедя, и золотая капля Антареса над восточным горизонтом, а других звезд и созвездий старший инспектор не знал и даже не представлял, что звезд на самом деле так много, будто людских судеб…

– Вам помочь? – спросил издалека голос сэра Эндрю.

– Нет-нет, – сказал Бронсон и поспешил следом.

К дому они подошли со стороны кухни, здесь, оказывается, тоже была дверь, небольшая и скрипучая, она вела то ли в чулан, то ли в кладовку, и хорошо, что, войдя первым, сэр Эндрю сразу включил свет, иначе Бронсон непременно сломал бы себе шею, наткнувшись на груду сельскохозяйственных приспособлений.

Не наступить бы на грабли, подумал Бронсон и громко хмыкнул.

Из кладовой они прошли в кухню, оттуда в комнату, где старший инспектор уже был днем – при электрическом освещении картины, развешанные на стенах, выглядели иначе, более таинственно, а может, это сэр Эндрю своим странным поведением вынудил старшего инспектора посмотреть на картины иным взглядом, и освещение на самом деле не играло никакой роли?

– Прежде чем я вас познакомлю, – сказал сэр Эндрю, – мне придется кое о чем вам рассказать, чтобы вы… Садитесь в это кресло, старший инспектор. Хотите портера? Сигару? Может быть, виски?

– Спасибо, – пробормотал Бронсон, усаживаясь в кресло, в котором днем сидел хозяин дома. Перед глазами старшего инспектора оказалась одна из картин сэра Эндрю: тщательно прописанный портрет молодой женщины с томным взглядом, пухлыми щеками и длинными, ниже плеч, светлыми распущенными волосами.

– Это… – начал Бронсон.

– Это не Лиззи, – сказал Притчард. – Это моя младшая сестра Кэтрин. Она умерла, когда ей было три года. От пневмонии.

– Три года? – не удержался от восклицания Бронсон. – Но здесь…

– Такой она стала бы, если бы осталась жива, – глядя старшему инспектору в глаза, сказал сэр Эндрю. – На этом портрете Кэтти семнадцать. В прошлом году…

Он оборвал сам себя и сказал:

– Вы меня выслушаете? И не станете прежде времени задавать вопросы?

– Я слушаю вас, – сказал Бронсон и сложил на груди руки.

– Я ничего не понимаю в медицине, – произнес сэр Эндрю неожиданную фразу, и Бронсон подумал о том, что на самом деле истина окажется вовсе не такой, какая ему воображалась.

* * *

Я ничего не понимаю в медицине и не сумел бы отличить ветрянку от испанки. И потому, когда Лиззи при мне избавила от мигрени старую миссис Бредшоу, я подумал, что эта женщина – волшебница. Настоящая, какие описаны в сказках Шарля Перро или Ганса Андерсена – мне читала их няня, когда я был маленьким, и я тогда твердо для себя решил, что все эти истории – о гадком утенке, оловянном солдатике, девочке в красной шапке, золушке, нашедшей своего принца, – записаны авторами с натуры, все рассказанное приключилось либо с ними самими, либо с их соседями, родственниками или приятелями. С этим убеждением я вырос, и даже война, где мне пришлось видеть, как люди остаются калеками и никто не приходит, чтобы волшебным словом вернуть им здоровье или жизнь, даже война, говорю я вам, не заставила меня изменить убеждения.