Влад Костромин - В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)

– Конец лживому буржуазному мифу о милых клоунах. А ты – псих, – в сердцах сплюнула мать.

– А так? – вынул из брючного кармана мятое черное воронье перо, засунул за ленту коричневой шляпы, висевшей на лосиных рогах в простенке, торжественно напялил ее на голову. – Так внушает? Ом А Хум, как говорят буддисты.

– Вылитый Квазимода, прости Господи! – схватилась рукой за сердце мать. – Готовый пациент для дурки. Рога эти лосиные на шляпу не желаешь приделать? Любой бандит или даже рэкетир тогда от страха сразу обделается.

– Ничо, ничо, – пыхтел отец, крутясь перед зеркалом, будто собирающаяся на бал мачеха Золушки, – как говорил великий Ленин в ту пору, пока еще не был так известен ширнармассам: мы пойдем другим путем! Я даже по физическим параметрам идентичен супергерою.

– Не по Хуану сомбреро. Тебе, придурку, маски не хватает, – вздохнула мать. – Иначе всякий будет узнавать, а потом пальцем показывать.

– Здравая идея, – отец снял шляпу, ловко метнул ее на лосиный рог и звучно поскреб затылок. – Мне нужна маска для полного и окончательного инкогнито, как у приезжего ревизора из Петербурга.

– Вить, какая с тебя таинственность? Ты кроме как молотый перец в столовой воровать, ничего больше толком не умеешь.

– Это ты так думаешь, а между тем, я до двадцати лет не имел представления о своем существовании.

– Блаженный, прости Господи! Полная умственная импотенция!

– Дедушка Фрейд бы с тобой не согласился.

– Не надо хоть сюда своих родственников-евреев тянуть! Толку от них, если в Израиль даже после перестройки выехать не можем!

– Валентина, не путай твердое с жидким, а горячее с пустым. Не путай. Так что маска могла бы все поправить. Но где ее взять? Бинки, у нас есть маска?

– Есть, – начала мелко хихикать в кулак мать, – те, что ты в прошлом году в Москве в детском мире спер.

– Что за маски? – нахмурил брови отец.

– Зайца и волка, ха-ха-ха, – в голос захохотала мать.

– Если покрасить черным… – задумался отец. – Бинки, прекрати ржать как лошадь Пржевальского, ты меня сбиваешь с мысли.

– Ха-ха-ха, откуда у тебя мысли? Ха-ха-ха.

– Вот же дура, – расстроился отец. – Никакой серьезности. Хватит зубоскалить. Тащи маски, чучундра пятнистая.

Заливающаяся хохотом мать принесла из мебельной стенки маски, отец примерил их, скептически рассматривая себя в зеркале.

– Волк вроде неплох, – вынес родитель вердикт, – но не дожимает. И по стилю к плащу и шляпе не подходит, балаган какой-то с «Ну, погоди!» получается.

– Я злой и страшный серый волк, ха-ха-ха. Я в поросятах знаю толк, ха-ха-ха. Сеструхе бы твоей Зинке, кошатнице вашей, понравилось бы – она такая же малахольная, не долечили ее в психушке. Вот же семейка! Горбачев вам собутыльник!

– Мы все за перестройку, – запел отец, – мы дадим стране хлебца, мы поддерживаем речи, от начала до конца, генерального секретаря КПСС Горбачева.

– Угораздило же меня с вами связаться по дурости младых лет.

– Бинки, я великодушно не обращаю внимания на твои глупости, – гордо задрал нос отец, – ибо привык, что современники нас, величайших гениев, не ценят.

– Тоже мне, выискался гений. Тебя оценят – место в соседней с Наполеоном палате выделят, ха-ха-ха. И вообще, ты можешь и без маски, у тебя рожа пострашнее любой маски, ха-ха-ха.

– Валь, ты в своем амплуа истерички. А между тем, я не какой-то начитанный профан, а скромный гений. И выражаю тебе свой самый решительный протест!

– Вот тебе бабушка и Рабиндранат Тагор! – хлопнула в ладоши мать. – От такой картины твоя Зинка три дня бы лежала враскорячку кверху дрыками.

– Валентина, ты слепа, как великий Гомер, ты просто какая-то улитка на склоне Фудзи. Не умеешь уловить новейших тенденций, а это чревато застоем. Ты как старая бабка на покосившейся завалинке.

Папаша любил говорить заумно и витиевато, так что никто из слушателей толком его не понимал, но все впечатлялись и считали его великим мудрецом.

– При Брежневе застой был, а хорошо жили, – парировала мать. – А у тебя у самого уже давно в мозгу застой. И не только в мозгу.

– Нервозность – массовая болезнь в нашей стране. У нас, гениев, всегда много недоброжелателей с низким уровнем интеллектуального и нравственного развития и черных завистников, так что я привык к подобным нападкам.

– О как! Вить, не забывай, у меня интуиция с рождения!

– Мало ли что и у кого с рождения.

– Молотишь вздор как старая мельница пшеницу.

– Старая мельница, – запел отец, – все перемелется, только ЧП никогда. Только ЧП навсегда. Да! Засим остаюсь вашим покорнейшим слугой.

Отец открыл дверь и засунулся в кладовку, копаясь в завалах разного хлама, натащенного им отовсюду.

– Вот решение, – вынырнул из кладовки и потряс сумкой защитного цвета.

– Что это? – насторожилась мать.

– А вот, – достал из сумки противогаз, – если шланг отрезать и в черный цвет покрасить, то будет самое то.

– Точно в дурку упекут! – перекрестилась мать. – Передачек от меня не жди. Тебя действительно надо было кастрировать, как врачи предлагали.

– Казалось бы, имею должность, и есть, что есть, и есть, что пить, – загундосил отец, – но ловлю преступников в деревне, чтоб тунеядцем не прослыть.

– Зато психом уже прослыл! А пожрать тебе я готовлю, заметь.

– Готовишь ты, – усмехнулся отец, – даже гипердраники пожарить не можешь.

– Твой махровый эгоизм погубит всю деревню.

– Лучше быть махровым эгоистом, – парировал папаша, – чем оппортунистом. Ты видишь эту голову? Она гениальна!

– Лучше бы ты, как все нормальные алкоголики, чертей или инопланетян ловил, – досадливо поморщилась мать.

– Я анормальный, просто люблю прополоскать кишочки, ха-ха-ха.

– Вить, ты просто пигмей какой-то, прости Господи! Ты болен, понимаешь? Болен! Что за очередное помрачение рассудка на тебя нашло?

– Живу без ласки и скажу не тая, – пропел отец, – быть в плаще и маске – судьба моя.

– Без ласки он живет, сволочь, – возмутилась мать, – как мартовский кот по деревне бегает, папуас, а все без ласки, козел похотливый! У тебя, скотина, вечно так стоит, что бог смерти Яма 11позавидовал бы! Тьфу на тебя, пакость блудливая! Электричеством тебя лечить пора! Кастрировать тебя надо было после свадьбы, глядишь и на дармоедах этих малолетних кучу денег сэкономили бы. А то только жрут в три горла да спят до выперду. Все ждут, что мы их обиходим, а сами даже забор толком украсть не в состоянии, черти немощные!

Мать разразилась проклятиями. Но отец не обращал внимания, и по вечерам, надевая плащ, маску и шляпу, тренировался в «беге Черного плаща»: с мелким сучением ногами. Надев плащ, Пашку называл Гогой 12, мать – Бинки 13, а меня – Гусеной 14или Густсоном (гибрид Гусены и Ватсона), когда «применял дедукцию».