Влад Костромин - В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)

И полбеды было бы, если бы он только сам взбесился, так нет же, втянул и соседа нашего, живущего через дорогу – безотказного водителя Кольку, в свои дикие игры. Внешне Колька Махалашенко по кличке Малахай («Малахай – это шапка такая, с висяками» – как объяснил нам отец), действительно очень напоминал Зигзага Макряка. Такой же вихрастый, простодушный и отзывчивый.

– Я тебя не как должностное лицо, а по-соседски позвал. Многое в здешних диких краях вселяет разумному человеку беспокойство в последнее время. Тут ведь какой народец? – поощряюще посмотрел на собеседника.

– Какой? – Спросил сосед.

– Мелкий, мелочный, приземленный и недальновидный. Пока жареный петух не начнет клевать то в темечко, то в задницу, не поймут, что надо делать. А что надо делать?

– Сеять?

– Сеять, запахивать и бороновать – это безусловно. Наша главная задача: молотьба и хлебосдача. Хочешь быть передовым – сей квадратно-гнездовым. Но сейчас на повестке дня не это, вовсе не это. Сейчас остро назрел вопрос борьбы с преступностью. Прежде всего организованной! – как по писанному гладко чесал отец. – Надо решать проблему. И решить этот вопрос должны мы с тобой. Отступать некуда – за нами будущее! На счастье для будущего, решение есть у меня! Я буду Черным плащом, а ты будешь Зигзагом! – внушал папаша бедному Малахаю, зазвав его в свой гараж и расхаживая перед дверью, чтобы сосед не убежал.

– Владимирыч, может не надо? – уныло сопротивлялся Малахай, с тоской глядя на белый день, маячивший в проеме двери за спиной директора.

– Надо, Федя, надо! Слово начальника – закон для подчиненного! Ты пойми, ты мне нужен, садовая голова.

– Зачем?

– Порой и ненабитый глаз замечает полезное. А у тебя глаз не набит. Твоя непобедимая беззаботность и инфантильная непосредственность может быть моим умелым руководством обращена впрок, повернута на пользу общества и всего прогрессивного человечества. А еще, ты хорошо умеешь петь песни из кинофильмов. Почти как я в молодости. – Самодовольно погладил себя по брюху. – Будешь Зигзагом, ты похож – такой же раздолбай и вихор такой же на голове.

– Владимирыч, что ты как ржавый фрикцион заел: Зигзаг да Зигзаг, – обиделся Колька.

– Твою дивизию, называй меня Черный Плащ! – как директор школы на малолетнего хулигана, заорал отец, вздыбленно застыв напротив соседа. – Или сокращенно: Чэ-Пэ. Я тебя из Кубиково вытащил, человеком сделал, а тебе трудно такую малость для меня сделать, – успокоившись, вновь засеменил туда-сюда, как вечный маятник.

– А чем в Кубиково было плохо? – попробовал робко сопротивляться Малахай. – Трасса рядом, квартира с балконом, больница опять же есть.

– Трасса, больница с балконом, – передразнил отец, продолжая безумный менуэт. – А за городом, как говорится, хохлома. Да, согласен, тут не столица и не центр мировой культуры, не Лондон, который вообще «гуд бай», и не Париж, но, согласись, и не лесосека какая-нибудь, а вполне приличная деревенька, которая моими стараниями, на основе нового метода и нового мышления, вскоре станет совхозом-миллионером. Сюда еще опыт перенимать со всей страны будут приезжать. Понял? А ты заладил: балкон, балкон. Ты как мещанин во дворянстве какой-то. Буржуазный элемент просто. Тебе не стыдно?

– Ну, стыдно, – смутился Малахай. – Но как-то Зигзагом быть странно.

– Привыкай. Я за это тебе премию выпишу, Почетную грамоту торжественно вручу и вывешу твою лучшую фотокарточку на Доску почета.

– Правда?

– Конечно, я тебя когда-нибудь обманывал? Нагло? Надувал?

Сосед замялся с ответом – папаша был беззастенчивым брехлом и пустобрехом, но врожденный такт и генетическое чувство вины перед любым начальством помешали Николаю озвучить свое мнение.

– Вот видишь? Значит, нагло не обманывал. Не будь невежественным разгильдяем, а слушай меня. Бензин ваш, иудеи – наши. Давай обмоем твою партийную кличку, – папаша достал из верстака водочную бутылку, заткнутую бумажной пробкой, свернутой из пожелтевшей газеты «Правда». – За победу над Злом и мировым империализмом не грех и выпить по капельке.

– А ты что тут трешься? – разлив по складным стаканам, которые всегда возил в бардачке, заметил меня родитель.

– Хотел электролита взять, – признался я. – Для опытов.

– Хрен тебе, а не электролит! – показал внушительный кукиш. – Он денег стоит. Ишь ты чего выдумал – опыты, Менделеев малолетний. Сходи лучше, сальца стащи нам с Зигзагом шматочек из кубла.

В краже сала был большой риск. За сало мать могла и покалечить, если поймает. А то и убить.

– Может, я принесу? – сделал попытку ускользнуть Зигзаг. – У меня сало хорошее, с прослойкой.

– Сиди, Зигзаг, не дергайся. Гусена сходит и сопрет, пока Валька свою ущербную «Санта-Барбару» смотрит. Гусена, и тащи не жадничай, тащи кусок поувесистее, для хороших же людей надо, для борцов с преступностью, безродными космополитами, наперсточниками, разбойниками с большой дороги, мироедами, гешефтмахерами, сатанистами, мажорами, приспешниками, мормонами 15, хиппанами и стилягами, ползучими буржуазными ренегатами и монархистами, наводнениями, пожарами, мором, гладом, чумой и прочими стихийными бедствиями и катастрофами!

– Стиляг и хиппи мы били, – обрадовался Малахай, – когда я в армии служил. И про безродных космополитов замполит нам рассказывал.

– Вот видишь, – покровительственно похлопал его по плечу папаша, – дело тебе уже знакомое, освоенное, не дашь промашку, не ударишь в грязь лицом как абы кто бы, будешь вести себя, как полагается крепкому профессионалу. Ну, за победу!

Они выпили.

– Не переживай, Зигзаг. Мы будем бороться с преступностью, но при этом будем действовать решительно и профессионально, проявляя осторожность, будучи осторожными и мудрыми как змеи. Но чуткими, как луна, отражающаяся в черной воде старого пруда в графском парке. Без всякой тупой бронетанковой бравады и гнилого шовинизма и шапкозакидательства, что есть две стороны одной медали, обе мерзко-приторные. Но сильные духом, как сильные духом.

– Ладно.

– Мы с тобой останемся в народной памяти как красный командир Чапаев и его верный помощник и соратник Петька, как комиссар Каттани 16в «Спруте», как комиссар Жюв в «Фантомасе» 17, как Сухов и Петруха в «Белом солнце пустыни»!

– Восток – дело тонкое, – вспомнил сосед. – А можно как товарищ Сухов и Верещагин?

– Почему нет, – широко махнул рукой захмелевший отец, – для хорошего человека и Верещагина не жалко, бери! Главное, вовремя уйти с баркаса. Тем более, сам понимаешь, нам за державу обидно, посему и боремся с преступностью и грозим отсель шведу.

– Мы и шведов будем бить? – осторожно уточнил сосед.