А. Э. В. Мейсон - Дело в отеле Семирамида. Бегущая вода. Серия «Мир детектива»

Девушка рядом с ним вздрогнула.

– Вам холодно? – спросил он.

– Нет, – сказала она. – Это для меня тоже так необычно. Я должна была бы знать этот закон без того, чтобы о нем мне говорили. Но я не забуду его.

Снова в спокойном тоне ее голоса звучало смирение. Она понимала, что получила урок. Она чувствовала, что ей следовало знать это и без того…

– Должно делать что умеешь, – повторила она, – если этим спасешь человеческую жизнь. Нет, я этого не забуду.

Она встала:

– Я должна пойти.

– Да, – сказал Чейн, вставая. – Вы слишком долго засиделись. Вы завтра будете усталой.

– Не раньше, чем завтра вечером, – ответила она, смеясь, и взглянула на звездное небо. – Будет хороший день. О, должен быть хороший день! Завтра мой единственный день. Он должен быть совершенным.

– Я думаю, вам не приходится ничего опасаться.

– Тогда – прощайте, не так ли? – сказала она, не скрывая своего сожаления, и протянула ему руку.

Чейн взял ее руку и задержал ее в своей. Ему надо было выходить на полтора часа раньше ее, но он ответил:

– Нет. Мы пойдем сначала той же дорогой. Вы когда выходите?

– В половине второго.

– Я тоже. Мы расстанемся на рассвете. Не знаю, заснете ли вы. Я не мог заснуть перед своим первым восхождением.

Она ответила ему тем же легким тоном:

– Кажется, сама не буду знать, сплю я или нет, с этим постоянным шумом воды за окном, потому что, насколько я себя помню, я всегда видела во сне бегущую воду.

Слова эти задели воображение Чейна и определили ее в его памяти. Он не знал о ней ничего, кроме этого курьезного факта: ей снилась бегущая вода. К ней это подходило. Бегущая вода была как бы ее прообразом. Она казалась такой же ясной и свежей, как природа, и такой же неуловимой. А когда она смеялась, в смехе ее звучала такая же легкая и свободная музыка.

Она вошла в шале. Чейн увидел сквозь окно, как она зажигала спичку и подносила ее к свечке. Она стояла на мгновение, серьезно глядя на него, свеча освещала снизу ее молодое лицо. Потом улыбка робко появилась на ее губах и медленно распространилась на ее щеки и глаза. Она повернулась и прошла в свою комнату.

Чейн курил трубку за трубкой, расхаживая по маленькой террасе перед шале. Ни одно из окон не было освещено. Спала ли она? Слушала ли она его шаги? Жалость росла в нем, когда он думал о ней. Завтра она вернется к жизни, которую явно ненавидит. Мир, в конце концов, мог быть устроен лучше. Он зажег свечку и пошел к себе; но ему показалось, что не прошло и пяти минут, как проводник постучал в его дверь. Когда Чейн спустился в столовую, Сильвия Тезигер уже пила кофе.

– Что же, вы спали? – спросил он.

– Я была слишком возбуждена, – ответила она. – Но я совсем не устала.

Они вышли в половине второго и начали подниматься прямо вверх за хижиной. Звезды мерцали над ними на темном безоблачном небе. Заря еще не занималась. Большие скалистые образы Шардонрэ по ту сторону ледника и крутые ледяные скаты Зеленого пика были еще во мраке. Можно было думать, что они идут вверх, по гладкой каменной пустыне, простирающейся до края горизонта. Они шли гуськом. Впереди Жан с фонарем в руке, за ним Сильвия. Так они шли часа два вдоль левого края ледника и потом спустились на лед. Темнота постепенно редела. Можно было различать туманные массы черных скал, поднимавшиеся где-то высоко и далеко. Небо бледнело, скалистые массивы приближались, и свет проникал со всех сторон в белый бассейн ледника.

Сильвия остановилась.

– В чем дело? – спросил Чейн.

И тут он увидел на ее лице выражение, вдруг вернувшее его к тем дням, когда ему в первый раз открылась красота ледяного мира. Он, казалось, переживал вторично эту минуту. Сильвия стояла и смотрела на огромный, ровный глетчер. Губы ее были полураскрыты. Величественная тишина картины ошеломляла ее. Не было ни шепота ветра, ни шелеста деревьев, ни пения птиц. Не было еще ни треска льда, ни грохота падающих камней. И так же как тишина поразила ее слух, так и простота красок поразила ее глаза. Не было никаких оттенков. Белый лед наполнял все дно и простирался высоко в расщелины гор, нависая зубчатыми льдинами с их склона. А надо льдом и выше его черная стена скал круто поднималась ввысь, завершаясь зубцами исключительной красоты.

– Я буду очень рада, что все это видела, – сказала Сильвия, как бы запечатлевая картину в своей памяти. – Более рада, чем чему-либо другому. Это будет хорошее воспоминание, о котором можно думать, когда бывают неприятности.

– А разве должны быть неприятности? – спросил он.

– Не портите мой единственный день, – ответила она с улыбкой.

Она двинулась вперед. Чейн немного отстал, разговаривая с проводниками. Скоро Жан остановился.

– Вот наша гора, мадмуазель, – сказал он.

Сильвия поглядела в том направлении, куда он указывал. Прямо перед ней круто поднимался язык ледника, а вокруг него, еще круче, вздымались утесы, наверху становившиеся отвесными. Верх был не остриём, а закругленным снежным хребтом, с которого снег нависал, как пена на краю стакана. Одиноко над северным концом этого снежного хребта поднималась черная скала.

– Это, мадмуазель, и есть пик Аржантьер. Здесь мы перейдем через ледник.

Жан обвязал веревку вокруг ее пояса. Потом обернул конец веревки вокруг себя, а брат его сделал то же самое с другим концом. Они повернулись под прямым углом и перешли через ледник. Жан при этом оглянулся и испустил возглас удивления. Он увидел, что Чейн и его проводники идут следом за ними, по глетчеру, тогда как путь Чейна к перевалу Долан вел по прямой линии от их прежней дороги. Однако он ничего не сказал.

Они перешли бергшрунд с меньшими затруднениями, чем ожидали, и, поднявшись по морене, углубились в ущелье под южной стеной пика Шардонрэ. Наверху морены Жан остановился, и они позавтракали. Перед их глазами мертвая белизна снежного хребта вдруг стала окрашиваться нежным розовым оттенком. И все вершины гор внезапно вспыхнули.

– Солнце, – сказал Чейн.

Сильвия поглядела через долину. Большой ледяной треугольник Зеленого пика сверкал и искрился.

Склоны Ле Друат и Мон-Долана были усыпаны драгоценностями. И даже черные обрывы Тур-Нуар казались теплее и приветливее. Но в конце глетчера сплошная стена скал, загибавшаяся полукругом, оставалась мертвенно-черной, и ледник у ее подножия – мертвенно-белым. В одном месте этой стены было углубление, с которого спускалась ленточка льда.

– Это – перевал Долан, – сказал Чейн. – Солнце редко туда проникает.

Сильвия содрогнулась, поглядев туда. Она никогда не видела ничего столь мрачного, столь зловещего, как этот отвесный занавес скал с его ледяной лентой.

– Он выглядит опасным, – сказала она медленно.