Инесса Давыдова - Мистические истории доктора Краузе. Сборник №4

– Вы уже уходите?

– Да, я опаздываю на поезд. Кофе я так и не дождался. В следующий раз двигайтесь проворнее.

– А будет следующий раз? – в тон ему съязвила домработница.

Роберт Исаакович зыркнул на нее гневным взглядом и осмотрел поднос.

– Можете завернуть мне сэндвичи в дорогу, но я не буду ждать вас вечность, – он кинул прощальный взгляд на портрет дочери и поспешил к двери.

Эрих приободряюще сжал плечо домработницы и взял чашку кофе с подноса.

– Роберт Исаакович, если вспомните что-то необычное, скажите мне, это поможет расследованию.

– Что именно?

– Интересовался ли кто-то Еленой после похорон, при этом был излишне напорист. Просил ее вещи, записи, фотографии. Может, вы заметили что-то, но не придали этому значения.

– Я спрошу Марго.

Василий помог надеть гостю пальто, подал портфель и шапку.

Украдкой бросая быстрые взгляды на зятя в отражении зеркала, тесть спросил:

– Мне сказали, что ты хочешь продать дом.

– Хотел, но рынок рухнул, а уступать в цене я не намерен.

– Моя дочь ненавидела этот дом. Все беды начались с его покупки. Ты обязан от него избавиться. Она бы этого хотела.

Эрих намеревался возразить, но тесть прокричал домработнице, что он так и не дождался сэндвича и уходит голодным. Потом посоветовал Эриху поменять прислугу и, осторожно ступая по оледеневшей дорожке, двинулся в сторону ожидавшей его машины.

Вера Ивановна выскочила из кухни как раз, когда за незваным гостем захлопнулась дверь.

– Нет, ты видел? Приезжает сюда как хозяин и командует. Как у него только язык поворачивается такое говорить! Откуда он знает, что любила и хотела его дочь? Он никогда ее не слушал.

– Роберт Исаакович занят только собственными нуждами и интересами.

– Ты понял, почему он приехал в такую рань?

– Нет. Почему?

– Хотел взглянуть, кем ты заменил его дочь.

Эрих фыркнул и снова взглянул на тестя, тот что-то говорил своему водителю, показывая в сторону дома.

Осведомленность Веры Ивановны о жизни Елены натолкнула Эриха на собственный промах. Он столько приложил усилий в поиске убийцы жены, но не поговорил с экономкой, которая проводила по десять часов в день в их доме со дня смерти его матери, а это без малого восемь лет. Вера Ивановна была мудрой женщиной и часто давала Елене советы, а значит, могла быть в курсе ее терзаний или заметить, как та изменилась в последние месяцы перед отъездом в Париж.

Вера Ивановна хотела вернуться на кухню, но в дверь позвонил водитель Роберта Исааковича и спросил готов ли сэндвич. Эрих отдал ему контейнер с завтраком, прошел мимо застывшей в недоумении домработницы и пробурчал:

– Без комментариев.

– Да какие уж тут комментарии!

Она всплеснула руками и вернулась на кухню, а Эрих мысленно сделал себе пометку, что в ближайшие выходные обстоятельно поговорит с экономкой.

Сеанс с Николь проходил в просторной комнате гостевого дома. Диваны сдвинули ближе к окнам, а в центр студии поставили софу, заваленную подушками. Интерьер не был таким помпезным, как в особняке, от чего Краузе почувствовал себя более расковано. Николь сказала, что раньше, когда вся семья жила под одной крышей, гостевой домик использовали для переговоров в камерной обстановке. Оценив габариты помещения, Краузе подумал, что у него язык бы не повернулся назвать этот особняк домиком.

Через дверь с витражным стеклом за сеансом наблюдал наголо бритый охранник с густой бородой.

– Папе будет так спокойнее, – пояснила Николь и, устроившись на софе, добавила: – Кстати, он жутко обиделся, что ты не присоединился к нам за ужином.

– Переживет, – буркнул Эрих и сел в приготовленное для него кресло.

– Как я поняла, после ужина с тобой хотел пообщаться Эдуард Филиппович, но ты умчался как на пожар.

– Я не знал, что Эдуард Филиппович был у вас в гостях, да и то, что они вообще знакомы.

Николь приподнялась на локтях и взглянула на него в недоумении.

– Это же он привел твоего отца в наш круг. Вроде, они в одной школе учились.

То, что бывший пациент познакомил отца с Аврориным и его дружками, не укладывалось у Эриха в голове. Ни отец, ни Эдуард Филиппович об этом и словом не обмолвились.

– Когда Эдуард Филиппович узнал о моей фобии, поведал папе о своем исцелении после регрессии.

Теперь Эрих понял, почему Аврорин, называющий его с презрением заносчивым моралистом, допустил к лечению своей дочери.

Николь нажала несколько клавиш на крохотном пульте, шторы пришли в движение и наглухо закрыли окна. Следом погасла огромная хрустальная люстра. Единственным источником света теперь был падающий свет от витражной двери, который то и дело блокировался мелькающим силуэтом телохранителя. Эриха это раздражало, он включил торшер и настольную лампу.

Гипнолог подметил, что Николь уже в третий раз нервно поправляет прическу и решил не затягивать подготовку, быстро разложил перед собой необходимые атрибуты для работы, хотел включить диктофон, но поймал на себе пристальный взгляд охранника. Жестом тот показал, что запись запрещена и Эриху ничего не оставалось, как подчиниться.

Когда Николь погрузилась в гипнотическое состояние, Эрих попросил ее рассказать о смерти бабушки. Подробно выспросил обо всех событиях того дня, ничего нового не узнал и двинулся в более ранние годы. Николь рассказала о двух эпизодах, связанных с тайнами подруги и брата, но причина ее фобии так и не открылась.

– Николь, ты видишь вход в туннель. Войди в него. Пройдя туннель до конца, ты попадешь в предыдущую жизнь. Проход похож на цилиндр. По мере продвижения стены будут светлеть, а на выходе тебя окутает ослепительный свет. Я буду считать от десяти до одного, а когда скажу «один», ты окажешься в своей предыдущей инкарнации. При этом ты сохранишь свою личность и будешь понимать, что это твоя прошлая жизнь. Ты не будешь отождествлять себя с прошлой личностью. Десять! Девять! Ты входишь в туннель и набираешь скорость. Восемь!

Под гипнозом Николь видит себя в туннеле, заполненном водой. Она сидит в байдарке, в руке держит весло.

– Двигайся все быстрее и быстрее. Семь! Шесть! Пять! Стены начинают светлеть, ты стремишься к свету.

В туннеле поднимается уровень воды. Течение ускоряется. Николь отложила весло и схватилась за фальшборт.

– Четыре! Три! Стены почти белые. Яркий, ослепительный свет застилает тебе глаза. Два! Ничего не бойся. Пусть свет окутает тебя со всех сторон.

Николь щурится от света и прикрывает ладонью глаза.

– Один! Выход! Ты снаружи. Тебе комфортно, ты в безопасности. Ты слышишь меня?

– Да, – дрожащим от волнения голосом произнесла пациентка.

– Свет рассеивается. Что ты видишь?