Василий Дорогокупля - Однозначные истории

Надо сразу сказать, что люди мы немногословные. Нет среди нас великих ораторов, краснобаев и пустобрехов. И в заречной шобле с таковыми тоже напряг. Видать, и они еще не успели принять на грудь, а только шли в магазин, расположенный в сотне шагов за нашими спинами.

Паша потерял мысль, даже если она у него была изначально. Тогда пришлось подключаться Сереге. Он может порой сказануть этак с оттяжечкой, но только после того, как накатит. Однако сейчас он накатить не успел. Мы-то хоть по сотке дюзнули чисто для бодрости, а он подвалил с опозданием и догнал нас уже перед мостом, через который ему – как и всем нам – не терпелось перейти, чтобы культурно отдохнуть на полянке среди прибрежных зарослей.

– Хули вы… – продолжил он на том месте, где остановился Паша. – Хули вы тут раскорячились?

Итак, вопрос был сформулирован. Теперь они должны были ответить. По их наморщенным лбам и сдвинутым бровям стало заметно, что мыслительный процесс пошел. Наконец одного из них осенило.

– А чё, типа нельзя или как? – спросил он с вызывающей интонацией.

Его приятели закивали и осклабились, одобряя выступление заречного цицерона.

Базар завязался, мяч перешел на нашу сторону. Серый себя исчерпал, и, судя по всему, настала моя очередь.

Но не успел я открыть рот, как слышу за спиной треск мотоцикла. Оглядываюсь – на мост въезжает Мелкий. Этому гаденышу всего-то лет пятнадцать, но против него никто не попрет: ни мы, ни они. Отец у Мелкого смотрящий на зоне, а его дядя – местный авторитет, за ним стоят нешуточные «синие». Мы-то что, мы простые люди, из всех наших только у Вади ходка по хулиганке.

– Махаться будете? – спрашивает Мелкий с интересом. Ему охота посмотреть на драку.

Драка между тем никак не вытанцовывается. Заметив это, Мелкий решает нас подначить.

– Слышь, Серый, – говорит он, – слабо тебе уделать Перца?

Перец – самый бугаистый из их компании. Он почти на голову выше Сереги и занимается боксом, а Серый КМС по борьбе, но в банальной драке его приемы не всегда срабатывают.

Серый и Перец мрачно смотрят друг на друга.

– А вот Васяра его точняк уделает, – продолжает подначивать паскудник.

Перец переводит взгляд на меня, и мы смотрим друг на друга мрачнее некуда. Ростом я ему под стать, но весовой категорией ниже, да и боксерской школы не прошел. Так что если Перец не пьян в драбадан, мне придется несладко. А он сейчас досадно трезв.

Мелкому тем временем надоедает война взглядов. Газанув пару раз при выжатом сцеплении, он трогается и переезжает с нашей половины моста на их сторону.

– Чё, так и будете зенки пялить без толку? – спрашивает он.

Очень хочется выпить. Позади трудовая неделя, впереди выходные – законный отдых по полной программе, в том числе и с дракой. Но сейчас еще рано. Я это понимаю, и все это понимают. Но Мелкому неймется.

– Слышь, Виталя, – говорит он одному из их шоблы, – ты помнишь, как Паша твою телку отпердолил, когда вы нажрались до усрачки, а она голая в пруду купалась?

– Что? – встряхивается Виталя. – Когда?

– Что? – говорит Паша, удивленный не менее. Никакой отпердоленной при таких обстоятельствах телки он явно не помнит.

– Это Людку, чё ли? – уточняет Виталя. – Вот же сука! Я ей, бля…

Судя по всему, у Людки сегодня будет непростой вечер. Но это после того, как Виталя накатит, а Виталя пока что не накатил. До магазина осталось всего сто шагов, но тут на пути подвернулись мы. Претензий конкретно к Паше он не предъявляет.

Мелкий снова газует, переезжает на нашу сторону и обращается к Димону.

– Слышь, Димон, а чё у тя в карманах, кастет или перо?

Димон вынимает руки из карманов куртки. В одной руке у него пластмассовый стаканчик, а в другой пачка сигарет.

Мелкий разочарован.

– Фуфло ты, – говорит он. – Стакашкой махаться будешь?

– Засохни! – огрызается Димон.

– Чё?! Ты кому это вякнул?! – Мелкий начинает беситься. Он не привык, чтобы ему затыкали рот (блатная родня и все такое).

Но и Димону нет хода назад. Пасовать перед гаденышем это последнее дело. Потом будет плохо, он это знает, а сейчас:

– Засохни, сявка!

Вот сказанное слово. Однако оно сказано не по тому адресу. Мы по-прежнему стоим на мосту в две линии друг против друга. Мелкий рывком перемещается на вражескую сторону.

– Перец, Чума, отвесьте ему дюлей! – говорит он приказным тоном.

Перцу и Чуме это в лом: сявка ими командует.

– Тебе же сказано засохнуть, – говорит Перец почти примирительно.

Мелкий заводится не на шутку. Его байк ревет, как на крутом подъеме.

– Ссыкуны! – вопит он. – Ответку дать и то слабо!

– А на что ответку? – резонно спрашивает Чума. – Покамест и наезда не было.

– Мелкий уже достал в натуре, – говорит Вадя.

И все понимают, что он в натуре достал.

– Его нехило бы остудить, – вдруг выдаю я, и дальше все происходит как-то само собой. Сразу добрый десяток рук с обеих сторон поднимает Мелкого вместе с байком и одним махом перебрасывает его через перила моста. Последний раз газанув на взлете, он исчезает в серо-коричневой глубине.

– А он ваще умеет плавать? – спрашивает Серый и смотрит на меня. Это понятно: из всех стоящих сейчас на мосту я вроде как лучший пловец и ныряльщик. Начинаю снимать куртку, и в этот момент на поверхности появляется голова Мелкого. Он ничего не говорит, но и не плывет к тому или другому берегу, а описывает бессмысленные круги над местом, где утонул его железный конь.

Мы с противниками уже не разделены на две линии, а стоим вперемежку, но постепенно начинаем смещаться каждые в ту сторону, куда изначально шли. Теперь позади нас участок берега с кустами и полянами, а за ними в ста шагах магазин. Самое время выпить.

– Стрелка здесь же через два часа, – говорит Перец.

– Забито, – отвечает Паша.

Мы сверяем часы и расходимся – они на наш берег, а мы на их, – довольные собой и этой жизнью в целом.

Ночь. Полнолуние. Природа. Тишина. Все сурово и просто. Камера плавно движется вдоль берега речки, которая то исчезает за густым ивняком, то вновь проявляется отблесками лунного света. Течение быстрое, но не бурное, без перекатов. Камера задерживается перед дощатым мостиком, из-под опор которого выглядывают длинные стебли каких-то растений с мелкими фиолетовыми цветами (первый по-настоящему цветной кадр; до сих пор все цвета были призрачно-серыми, как оно и положено в лунную ночь). Отвернув от реки, камера скользит через луг со скошенной либо просто полегшей травой. Впереди на пригорке виднеется какое-то строение, похожее на руины средневекового замка. Камера огибает их с освещенной луной стороны, и теперь становится ясно, что это не руины замка, а недостроенное здание сельского клуба. Судя по проросшим между камней длинным стеблям многолетних трав с мелкими фиолетовыми цветами, стройка была заброшена уже довольно давно, достигнув уровня второго этажа, чьи не перекрытые вверху оконные проемы и создавали первое впечатление зубчатой стены. Камера медленно наезжает на вход в клуб и останавливается в полуметре от него. Слышен первый с начала фильма отчетливый звук. Это звук шагов, сопровождаемый шорохом, как будто какое-то массивное тело передвигается в сторону зрителя, частью переступая ногами, частью волочась по полу. Начинает проявляться монотонно-тревожная музыкальная тема. Камера чуть продвигается вперед, пересекая порог здания. Впереди кромешная тьма; музыка нарастает, становится все более тревожной и внезапно обрывается на высокой ноте. Из темноты звучит страшный голос.