Марина Важова - Под знаком огненного дракона. Жанна Лилонга. Перстень Мазепы

Отец пытался говорить с ним о сублимации, о снятии напряжения с направлением энергии на благие дела: спорт, творчество. Но Гриня не видел в этом смысла. Зачем расходовать энергию на какие-то посторонние цели, когда она может доставить столько удовольствий при использовании по назначению?

Пока он грезил наяву, в его семье произошли существенные перемены. Витольд Чичмарёв – теперь уже некому было называть его Витусом – отсудив у Василисы дочку, убрался в свою маленькую квартирку где-то в районе Металлостроя. Как и почему Нинуля осталась с отчимом, Гриня не интересовался, испытывая ко всему, что происходило в доме, привычное равнодушие. Главное – отчим теперь далеко и не сможет изводить его мелкими придирками.

Хотя Металлострой находился в черте города, Витольду Захаровичу казалось, что он очутился в провинции, и пейзаж вокруг чем-то напоминал пригород родного Харькова. Из окон были видны и Нева, и Ижора, и облезлая, но действующая церковь. Правда, до ближайшего метро приходилось долго и нудно добираться на маршрутке, но и это вскоре отпало, поскольку прежнюю работу пришлось бросить – в НИИ уже полгода не платили зарплату. Так что переезд подтолкнул, сам бы он ни за что не решился оставить лабораторию, свои наработки, которые вот-вот должны были пройти последние испытания, но уже третий год пылились в забвении.

– Значит, так суждено, – думал Витольд Захарович, с сожалением и отрадой наблюдая за плавным течением совсем другой, свободной от гранитных оков Невы, за густой, почти деревенской зеленью, за патриархальными рыбаками на деревянных самодельных лодках. Вернее, не сожалел, а удивлялся, как и почему он так бездарно и глупо прожил эти двенадцать лет. Так вот же, для Нулечки, – прозревал и успокаивался он, находя повод обнять и приласкать дочку, заглянуть в глаза – материны, цвета переспелой вишни – поерошить «чичмарёвскую» проволочную гриву.

Зимой нанимался сторожить дачи, а с весны устраивался сезонным рабочим в ближайшее тепличные хозяйство, так что вкупе с алиментами, которые шли от бывшей жены, денег на жизнь хватало. В Питер они с Нулей выбирались редко, зато Гриня через какое-то время стал к ним частенько наведываться – сестрёнку навещал.

Отчим поначалу на него косился и был в общении сух, но потом, увидев, как Нинуля радуется визитам брата, как скромно и воспитанно держится пасынок, постепенно привык, оттаял и даже начал отпускать с ним дочку в «город» на культурные мероприятия. Ниночке шёл уже двенадцатый год, а она ни разу не была ни в Мариинке, ни в Русском музее.

Обычно Гриня заявлялся в пятницу вечером, ночевал на раскладушке в тесной кухоньке, а на всю субботу они с сестрой уезжали в цивилизацию: сначала ненадолго к маме: подкормиться и выслушать наставления, потом – на просторы каменных джунглей. Иногда удавалось достать билеты в театр или ближайший ДК, а могли весь день тыкаться бессмысленно и тупо, либо угодить на «квартирник» с обкуренными музыкантами. В таких случаях Гриня строго-настрого наказывал сестре держать язык за зубами, иначе – всё, хана, будет дома сидеть да на лодочную станцию глядеть из окна.

В воскресенье с утра Гриня вёз Нину обратно в Металлострой на электричке и по дороге читал ей что-нибудь из книг, которые в данный момент были его идейными руководителями. Потому что никаких других руководителей он не признавал. Потом всё-таки один появился – Валентин Альбертович. И вот тут его жизнь проделала первый кульбит, изменив траекторию движения, как река меняет своё русло после сильного паводка.

Долгое время Гриню не интересовало, каким таким макаром удалось отчиму отсудить при разводе дочку. Это уже после знакомства с Валентином он стал приглядываться к матери, задумываться, сопоставлять. Василиса Батищева – для своих Лиса – была социологом, защитила кандидатскую диссертацию и последние годы преподавала в недавно учреждённом Европейском университете. А попутно читала лекции, даже за границей, а именно в Финляндии.

Она сумела ухватить за хвост чрезвычайно острую и востребованную тему женской эмансипации, которая в её изложении подавалась под различными соусами: ведущая роль женщины в семейной жизни, преобладание женского начала в развитии культуры, участие передовых женщин в политике. Имея возможность провести за счёт университета социологические исследования – опросы, обработку данных, экспертизу, – Лиса не тратилась на подготовку своих вполне коммерческих проектов. Статус доцента Европейского университета, располагающая и привлекательная внешность, знание двух иностранных языков открывали Василисе многие возможности.

Но было одно досадное обстоятельство: за долгий период баталий на семейном фронте нервы у Лисы совсем сдали. Посреди лекции она могла зарыдать и убежать, причём безвозвратно, оставив слушателей в стеснительном недоумении. А то вдруг пускалась в колкие споры с оппонентами, тогда как сценарий телевизионного шоу был однозначен и не допускал подобных эксцессов.

Правда, некоторые злые языки уверяли, что семейные распри тут ни при чём, всё дело в стремлении Василисы Егоровны Батищевой всегда и везде быть правой, не принимая никакой критики в свой адрес. И ещё – в непреодолимой потребности стоять выше всех. Как язвительно говорил Гринин отец, Сандро, – из любого пня создавать себе пьедестал. А это ведь мало кому нравится, и всегда найдётся кучка «доброжелателей», которые, искренне переживая и болея за судьбу такой способной, но несдержанной… за репутацию родного университета, тем более, за рубежом…

Всё это сыграло свою роль, и однажды её вызвал проректор по науке – самый близкий и уважаемый Василисой человек – и в мягкой, но категоричной форме предложил серьёзно заняться здоровьем. Может быть, Василиса бы и взбрыкнула, но это совпало с прекращением – в одностороннем порядке и с выплатой неустойки! – годового тура лекций в Финляндии. Как она догадалась, хотя в документе об этом не было ни слова, после очередного досадного срыва.

И Лиса сдалась. С рекомендациями и по звонку самого́ проректора, в лучшую клинику и даже в только что отремонтированную отдельную палату – она легла на недельное обследование, а проторчала там целый месяц. Обнаружился сложный по симптоматике невроз, но что самое ужасное – ярко выраженная биполярная шизофрения 4 4 биполярная шизофрения – характеризуется эпизодами «мании» с симптомами то эйфории, грандиозности, то раздражительности, подозрительности. , давняя и неизлечимая.

Странное дело – только месяц назад она добровольно и без всякой боязни пришла к своим людям немного подлечить нервы, как – вот тебе на! – ей ставят диагноз, несовместимый с её профессией, работой, со всей её жизнью. Болезнь, несовместимая с жизнью, это ведь смерть, не так ли? И Лиса стала умирать. Хотя она продолжала свои научные труды, которые публиковались и приносили ей некоторый доход и причастность к прежнему клану, хотя и устроилась читать лекции в наплодившихся коммерческих вузах, но это уже была не жизнь. Нет, не жизнь…