Александр Субботин - Белоручка

– Это уже другой разговор! – обрадовался Престольский и, вновь взяв Шведа под руку, потянул его вверх по улице.

– Сейчас всё выясним, – запел он, когда они уже набрали ход. – Я и сам толком особенно ничего не знаю, но зато знаю определённо, что наша деятельность не пропала зря.

Престольский криво подмигнул спутнику.

– Я, разумеется, понимаю, можешь не сообщать, что ты отошёл от дел. И сейчас сидишь в своей конуре…

Швед хотел было возразить, но Лёня не дал ему этого сделать.

– Да-да, ты можешь относиться ко мне как угодно, но сейчас дело обстоит иначе. Говорят, в администрации появилась новая метла. И метёт чисто-чисто. Из Москвы прислали. Хотелось бы думать, что это из-за меня…

Престольский вновь подмигнул своим чёрным глазом.

– Надеюсь, ты понимаешь, о чём я толкую. Про митинг слышал на Текстильной? Ты ещё следишь за новостями?

– Эти твои пролетарские лозунги мне противны. И твой «Рассвет» надо разогнать.

– «Рассвет» не мой. Впрочем, почему? – удивился Престольский. – Разве ты не на одной с ними доске? Впрочем, не важно, не важно! Там дело обстояло иначе.

– Знаю я твоё дело, – как-то вдруг успокоившись, заговорил Швед. – Твоё дело не давать развиваться нашей промышленности. Идя на поводу у кучки элит! Ты тянешь нас обратно – и доведёшь-таки до рабства. В то время, когда новым классам следует развиваться…

– Саша, – вновь перебил Престольский, – оставь, пожалуйста, свою идеологию. Ты сама невинность! До сих пор, честное слово. Мне равно плевать на все идеологии. Я просто делаю то, что умею. Если необходимо собрать несколько десятков молодцов… Чуть пошуметь… И только прошу, не надо мне растолковывать свои взгляды. А если тебе так уж необходимо поделиться, то пожалуйста – можешь говорить, писать у себя на страничке в интернете… Ты ещё пишешь?

– Забросил, – глухо ответил Швед. – Это никому не интересно.

– Ты хочешь сказать, что это просто не приносит денег?

– Нет. Я хочу сказать, что всем в округе наплевать на любые идеи. Вот как тебе! Что всем нет никакого дела до того, что мы до сих пор находимся в гнилом болоте. Опять-таки как тебе! Что бараны против того, чтобы их тащили из этого болота за их крепкие крутые рога. Что они жрут свой навоз, не видя и не понимая, что, кроме него, есть что-то ещё и получше!

Престольский задумчиво почесал бровь, как это делают люди, которые столкнулись с фантастической наивностью, граничащей с глупостью.

– Как бы то ни было, – вновь заговорил он, – сейчас что-то, кажется, намечается. И не удивлюсь, если нам предложат не только мир, но и некоторое количество денег. А ты же знаешь, фонды сейчас очень стеснены в финансах.

Швед презрительно посмотрел на Престольского, но затем, как бы вспомнив, что деньги ему и самому сейчас крайне нужны, смущённо кашлянул.

– Вот мы и пришли. Входи, прошу тебя, – объявил Престольский, толкая стеклянную дверь кафе под вывеской «Адам».

Кафе «Адам» не представляло собой ничего сверхъестественного даже в масштабах небольшого провинциального города. Стены с намеренно содранной штукатуркой для высвобождения кирпича, венские стулья и столики, мозаичный чёрно-белый плиточный пол, меню среднего общепита. Словом, кафе как кафе, если бы не один очень значительный нюанс: это заведение пользовалось в городе весьма неоднозначной славой. А если говорить прямо, слухи сообщали, что здесь собирается крайне неблагонадёжная политизированная публика. Большую часть посетителей, конечно, составляла разномастная молодёжь, начиная от студентов и заканчивая обыкновенными работниками низкоквалифицированного труда, которые так и не смогли найти себя в специальности после окончания обучения, а потому добывали себе на пропитание любой работой, какая подворачивалась в самых разных областях. Ещё тут бывали люди постарше, в том числе и политические фигуры, которые считали своим долгом посещать «Адам» с тем, чтобы быть, как они говорили, ближе к народу, а заодно получить хоть какие-то политические очки. Конечно, в большинстве своём это были, что называется, сбитые лётчики, но так или иначе и они не желали отставать от современных и модных устремлений общества. Однако главный и основной ядерный контингент посетителей кафе составляли не первые и не вторые. Завсегдатаями тут были те самые протестно настроенные граждане, в том числе и из радикальных политических крыльев, которые стояли в глубокой и глухой оппозиции к существующей власти.

Неизвестно, как и почему их взор пал на это кафе. Вполне возможно потому, что ассортимент питейных заведений в городе был не так велик. А может, из-за названия. Как бы то ни было, но каждый из собиравшихся тут в той или иной мере серьёзно мечтал в будущем создать этому заведению определённую репутацию. И если уж не как у знаменитой пивной «Хофбройхаус», то хотя бы как у «Бродячей собаки».

Интересно, что владелец кафе, грузный высокий мужчина лет пятидесяти пяти, среди гостей величаемый странным именем Пафнутий, был совершенно аполитичным человеком. И ему не было никакого дела до того, чем занимают себя его гости. Однако имея предпринимательскую жилку и вмиг сообразив, что можно неплохо подзаработать на настроении публики, начал добавлять в меню блюда и коктейли с весьма провокационными названиями. Так, например, появилась сырная тарелка «Робеспьер», сэндвич «Ленин» и гранд-коктейль «Адам Смит», в состав которого входило подчас всё, что оставалось недопитым за день.

Посетителям нравился такой подход хозяина. Некоторые даже искренне считали, что он является тайным заговорщиком и что приехал из-за границы специально, чтобы продвигать в массы демократию и гуманизм. Конечно, это было неправдой, но всем было всё равно. Главное, что завсегдатаи не роптали, а даже с радостью выкладывали свои кровные за блюда и напитки, которые тут стоили порой в полтора-два раза дороже, чем в среднем по городу, лишь бы только прикоснуться своим языком ко вкусу блюда или напитка, от названия которого исходил специфический революционный душок.

Войдя в кафе, Престольский сразу заметил того, с кем была назначена встреча. Он сидел в углу, у окна-витрины, и не спеша пил кофе из маленькой чашки. Подойдя к нему и поздоровавшись, Престольский представил Шведа, а затем и человека за столиком:

– А это Михаил Михайлович Минусов, большой политический деятель – правда, в прошлом – и заслуженный борец за права угнетаемых, – последнюю фразу Престольский сказал как будто с издёвкой, но Минусов этого не заметил.

Расселись.

– А что? – вальяжно удивившись, прогнусавил Минусов Престольскому. – Я, кажется, думал, что нас тут будет двое.

– Ничего страшного, Михаил Михайлович, этот товарищ вполне надёжен. Немного наивен и часто становится рабом идей, но человек большого ума, – заверил Престольский, пока Швед рассматривал своего нового знакомца.