Катерина Теерлинк - Эпизод 2. Рыцари и ангелы

– Не согласна! Он мог быть известным хирургом, мировым светилом, которому Советское государство выделило шикарную квартиру за заслуги.

– Теоретически, это возможно. Но практически нет, он в этом доме не жил.

– Почему ты так уверен?

– Потому, что рыцари на его фасадах, а их два, стоят за колоннами, и из окон их просто не видно.

– Зачем ты нам тогда вообще задвигал про интерьеры? – возмутился Кирилл. – Только с толку сбиваешь!

– Хорошо, больше не буду, – примирительно ответил Кузьмич. – Итак, второе здание – тоже доходный дом, но теперь уже купца Демента на Большой Полянке. Построен в 1912 году.

– А с ним что не так?

– С ним все в порядке, простоит дольше, чем все элитное жилье, что строится сейчас. А вот с рыцарями тоже неувязочка. Вернее, с одним рыцарем.

– Так с рыцарем или рыцарями?

– Всего изначально их было два. Но один таинственным образом исчез.

– В каком смысле, таинственным образом?

– Пропал в 1973 году. Прошу обратить внимание, в то время в стране была советская власть, и просто так ничего не пропадало, как сейчас. Но, это к делу не относится. В любом случае, нам это здание тоже не подходит. Рыцари стояли на фронтоне, выше окон квартир. Между ними только маленькое круглое слуховое окошко. Так что, доктор не мог его видеть из окна своей комнаты.

– Очень хорошо. Круг сужается. Бегать по городу, как вошь по бобику, придется меньше, – с удовольствие заметил Кирилл, развалившись на стуле.

– Согласен, – кивнул головой Кузьмич. – Третье здание, как вы уже догадались, также доходный дом, теперь уже Шугаевой на Садовой-Самотечной. Был построен в 1914 году.

– Поветрие какое-то. В начале 20-го века к Москве начали строить дома с рыцарями. Не иначе, как мода.

– Совершенно верно. В то время наряду с модерном популярна была еще и эклектика. Архитекторы заимствовали много в том числе и из готики. Поэтому и стали появляться рыцари на фасадах.

– А потом уже нет?

– А потом уже нет. Пришла советская власть, и всем стало не до рыцарей. Им на смену пришли работники с кувалдами и отбойными молотками и колхозницы с серпами и коровами.

– Ладно. Опять мы отвлеклись. Этот рыцарь нам подходит?

– Опять мимо. Он стоит на фасаде между окон верхнего этажа, но в нише. Так что, из квартиры его не видно, только с улицы.

– Отлично! Уже трое отпали. Осталось только четыре. Давай следующего! – Кирилл начал входить в азарт.

– Ты плохо считаешь. Я сказал, что рыцарей в Москве семь, но я не сказал, что домов с рыцарями семь. На доме Филатовой их двое.

– Еще лучше. Четыре отпало, остались трое.

– Совершенно верно. Следующий доходный дом Рекка. Построен в 1911 году. Находится на углу Пречистенки и Лопухинского переулка. Поскольку дом стоит на углу, главный вход его также угловой. И рыцари на самом верху здания тоже выходят на угол. Более того, как и в доме Демента, они расположены выше окон этажей, на фронтоне, и увидеть их можно только с улицы, но никак не из квартир.

– Погнали дальше. Осталось два объекта.

– Опять ты ошибся. Я же сказал, рыцари. Их там тоже два. Так что, с ними вместе шестеро у нас отпадает и остается один – доходный дом Эпштейна в Гусятниковом переулке. Дата постройки – 1912 год. Рыцарь один, стоит на небольшом постаменте на уровне второго этаже.

– Это наш?! – воскликнула Кира. – Поехали смотреть.

– Не торопись. Я уже съездил и посмотрел.

– Ну и?

– Тоже не подходит.

– Почему?

– Потому что в письме врач пишет, что, дойдя до угла дома, он может увидеть в дальнем углу переулка эркер ее комнаты. Во-первых, у этого дома как такового угла нет, справа и слева к нему плотно прилегают другие дома. Во-вторых, если встать на одном углу дома, то на противоположенной стороне улицы вообще никаких переулков нет, а если встать на другом углу, то Большой Харитоньевсий переулок с этого места не виден. Вернее, виден только первый дом. Сейчас это кирпичный восьмиэтажный дом постройки советских времен, но это ничего не меняет. От угла дома переулок не просматривается.

– Ну все, это тупик. Видимо дом снесли, и мы никогда не узнаем, где он жил, – расстроилась Кира и отвернулась к окну.

Ей так хотелось найти потомков этих людей и отдать им письма. А еще круче было бы найти настоящий клад.

– И что, больше ничего полезного в письмах нет?

– По большому счету, нет. Там еще упоминается, что у нее туберкулез, и он бабушкины драгоценности припрятал именно для того, чтобы всем вместе перебраться жить в Крым, где ей будет легче.

– Интересно, где можно спрятать целый сундук с сокровищами, чтобы его никто за сто лет не нашел?

– А кто тебе сказал, что это сундук? – удивился Кирилл.

– Ну, а как же? Если бабушкины драгоценности, то в сундуке. На худой конец, в большой шкатулке.

– Почему ты вообще решила, что шкатулка должна быть большой?

– В большую шкатулку больше помешается, чем в маленькую. А если они хотели уехать жить в Крым, значит, хотели купить дом. А дом приличных денег стоит. Получается, что шкатулка должна быть большой.

– Не получается.

– В каком смысле?

– В прямом. Поясню свою мысль на примере. Фирму Картье знаешь?

– Наслышана. Вроде, часы выпускают.

– Не только. Еще и ювелирные украшения. Так вот, в 1917 году Луи Картье предложил сделку миллионеру Мортону Планту – он отдаст ожерелье всего лишь из двух ниток жемчуга в обмен на пятиэтажный особняк в стиле Ренессанс на углу 5-й Авеню и 52-ой улицы в Нью-Йорке. И Плант согласился. В этом здании до сих пор находится бутик фирмы Картье. Так что, шкатулочка может быть и маленькой.

– Мда. Идиот этот Плант. Ладно, такая версия принимается, как жизнеспособная. Но это мало что нам дает.

– Вернее, пока ничего.

– Какая, в принципе, разница – большая шкатулка или маленькая, если мы дома найти не можем?

– А архитекторы на что? – удивился Кузьмич.

Алла, как обычно, встала раньше остальных. К тому времени, как проснулась сестра, она уже успела приготовить завтрак, погладить для нее и племянницы несколько вещей, полить цветы и собраться на работу. Мила вошла на кухню ленивой, чуть шаркающей походкой, сладко потягиваясь, как кошка. Опустившись на стул, она потянула носом.

– Что у нас сегодня, сырники?

– Да. Бери сама.

– Угу, – кивнула головой Мила, но не пошевелилась.

– Как там у тебя дела с Ильей? – поинтересовалась Алла, бросая вещи в сумку.

– Все, как обычно, – зевнула сестра. – Вырвался от своей мегеры в командировку. Меня, естественно, берет с собой.

– Он от жены собирается уходить или нет? Сколько времени он уже раскачивается.

– Ты такая странная. Он же тряпка и подкаблучник. Ныть будет долго и усердно, но ничего делать не будет. Его даже друзья называют «нельзя жалеть».